Поэтесса Нина Васильевна Карташова, еще при жизни Максима Трошина, после одного из творческих вечеров подарила ему сборник своих стихов, с дарственной надписью: "Максиму Трошину, Светлому отроку, Гласу Ангельскому Святой Руси". О книге Александра Шахматов

Нина Васильевна Карташова – последняя аристократка русской поэзии, аристократка не только по духу, но и по происхождению, что придаёт её стихам особое чувство ответственности за свой народ, свойственное истинной национальной элите.

Помню, как читала она стихи в Славянском центре - вижу зал с высокими стрельчатыми окнами, портрет последнего императора и поэтессу, одетую в эффектное платье придворной дамы, словно героиня исторического фильма. Её жесты величественны, осанка горда, голос звучен. С жаром пророчицы она взывает к народу: «Держитесь, братья! Это лишь начало./А смерти нет. Не бойтесь умереть./Торжественная солнечная медь/Седьмой трубы Архангела звучала:/Держитесь, братья, это лишь начало».

Её поэзия осознанно традиционна, выверена в соответствии с давними канонами русской лирики. Замечу, что это же лишает большинство поэтов патриотического направления индивидуального стиля, разве что сами они пишут так живо и страстно, что не замечаешь отсутствия личных творческих находок, захваченный бурей эмоций. А Нина Васильевна вкладывает душу в свои строки: «В штатском шатаясь, в позоре и сраме./Вечная память златым эполетам!/Не были русские люди рабами./Вы, офицеры, забыли об этом.../Власть и начальство. Все так. Но вы сами/трубные марши в гитарах растлили./Не были русские люди рабами./Даже советские русскими были...».

Любовь к Родине является импульсом, направляющим развитие её сюжетов. Живые яркие образы, убедительные мысли находят отклик у читателя.

В стихах Нины Карташовой тесно взаимосвязано национальное и личное. Она сторонница патриархальных устоев, строгой нравственности, вековых испытанных взглядов на иерархию власти, где, как писала Марина Цветаева, «Царь - народу, царю - народ» . Дисгармония в государстве остро осознаётся ею и восстанавливается хотя бы в яростно-возмущённых стихах: « Нас мало осталось, но с нами Господь!/Пусть мы обнищали, худы и убоги,/Но в этом и сила – врага побороть./Кровавое войско убелится нами,/Державу и скипетр подымет страна!/И русская слава, и русское знамя/Наденут, как прежде, кресты-ордена!»

Тема царя и царской власти одна из важнейших для поэтессы. Монархия – фундамент государства. Власть Божия и власть царская – вертикаль, ось мира. Святые подвижники и просто верующие люди – основа общества. С чувством чести и долга поэтесса рассуждает об этом, дискутирует с оппонентами, взывает к единомышленникам. Архаические слои народного сознания хранят формулу истинной власти, освящённой свыше, и Нина Васильевна пишет, ориентируясь на эту формулу. Квинтэссенцией её поэзии являются строки, которые ставит эпиграфом к своим выступлениям: «Моя поэзия - судьба, а не профессия./Моя религия - Христос, не чужебесие./Мое Отечество - святая Русь державная./Все остальное для меня - не главное».

Её гражданской лирике чужда позиция страха, неуверенности, обречённости. Не чувствуется одиночества, потому что она ощущает себя в гуще народа, всегда ведёт диалог с союзником или оппонентом: «Мне есть что тратить, чтобы вам копить./И как только меня не назовете!/Все купите? - Меня вам не купить./Возьмете силой? - Душу не возьмете./Ничтожны вы, и злато, и булат./Дерзаю быть и нищей, и свободной./В России - русской и единородной,/Кому за простоту дается клад».

Порой стихи Нины Васильевны осознанно назидательны, она строго советует жить так, как кажется правильным именно ей. Но источник этой назидательности – боль за народ. «Ты воин в Поле безоружный,/Народ свой бедный не злословь…», «Помогите тому, кто слабее…», «Люби своих – и обессилеет враг!» Характерные черты её творчества – уверенность в себе и нации, надежда на действенность слова – обличающего, призывающего. Это мироощущение человека, который убеждён, что творит судьбу страны. Несомненно, оно дано поэтессе как наследие предков: «Над верой вершили расправу,/Громили народов оплот./В двадцатых, тридцатых кровавых/Умучен был древний мой род./Дед в доблестной русской отваге/России был верен, Царю./До гроба был верен Присяге -/Во славу казнен Октябрю…»

Дворянство России изначально формировалось из тех, кто защищал и крепил её мощь, вёл к победам. Это не новомодная псевдоэлита аферистов-олигархов и лицемеров-политиков, которая «ест с герба на блюде» . Ответственность истинной аристократии за свой народ и государство осталось у немногих, оно в крови, а не на банковском счёте. К тем же, кто, кичась происхождением, заигрывает с врагами Отечества, Нина Васильевна обращается так: «…Да, господа, Империи не стало./Теперь не запретишь красиво жить./Как много спеси, только чести мало./Дворянство надо снова заслужить». Своей поэзией Нина Карташова подтверждает своё дворянство и древнюю славу рода. Но не менее дороги ей и предки по другой – материнской линии, простонародной: «Не откажусь от бабушки-крестьянки,/Не постыжусь посконной и сермяжной -/Горжусь красой иконной, непродажной,/Прямой в словах, поступках и осанке./За веру и за верность отсидевшей,/Не постаревшей - только поседевшей./Мне от нее неленостные руки,/Терпение на горе да муки./Не отрекусь от бабушки-княгини,/Благую честь у Господа избравшей,/В ней не было ни спеси, ни гордыни,/Был Свет, в грязи и ссылках просиявший./В миру, в семье носила тайный постриг…».

Личная нравственная позиция Нины Васильевны достойна уважения, тем более, что она никогда не противоречит себе. Таким видит поэтесса характер настоящей русской женщины: «Я нищая, но я не побирушка./Пред храмом встать с протянутой рукой?/Да никогда! По мне уж голод лучше/И лучше - со святыми упокой…/Прочь заберите деньги и футляры,/Прочь, битые, с набитою мошной!/Какие бары!? Те же комиссары!/Не вам носить мой черный шлейф за мной».

В наши дни для русской гражданской лирики характерен интерес к апокалиптике. Предощущение последних времён порождено крушением сильной государственности, социальными проблемами, сломом моральных норм. Там, где неверующий видит промахи реформаторов, верующий усматривает новый этап приближения к Божьему Суду.

«Церковь Православная, рыдай!/Что с твоим народом сотворили?/Вольным воля, а спасенным рай?/Только не спасли нас, погубили./Только воли не было и нет./Кровь царя на всех. И оправданье/всероссийских и вселенских бед./Нет причастия без покаянья».

Рассматриваемые в таком ключе правители кажутся носителями инфернального зла, глобализация ведёт к власти Антихриста, русский народ – последняя надежда человечества, удерживает мир на краю бездны.

Нина Васильевна говорит: «Даже наши лучшие православные христианские качества враги Божии и враги России стараются приспособить к себе. Нас, рабов Божиих, они хотят превратить в рабов для себя: “Смиряйтесь, терпите!”. Но, дорогие мои, смиряться мы должны перед Богом; перед врагами смиряться - сугубый грех. Любить их можно, но смиряться, позволять им делать бесчинства - это грех. Наступили те времена, когда компромиссы уже неприемлемы, уже нельзя ладить. Середины между злом и добром не может быть».

Но поэтесса смотрит в будущее с надеждой и отвагой, хотя кому как не ей, находящейся в центре русской оппозиции, знать о слабости окружающих и ненадёжности лидеров. Как говорил некий старец: «Бог отнимет всех вождей, чтобы только на него взирали русские люди».

«Ля рюс хотите? Вот вам балалайка, Фольклор.../Но править вами будем мы!" -/И торжествует мировая шайка,/И в патриотах ходят слуги тьмы»;

«Вождя не вижу в русском стане./Терпение и бесплатный труд./С двойным гражданством россияне/За экстремизм меня сметут./Но все же я смиренным слогом/Напомню русским об одном:/Смиряться надо перед Богом,/Но не смиряться перед злом!»

Её философия преисполнена святым чаянием спасения Отечества и спасения души, что взаимосвязано.

* * *

О любви Нина Васильевна рассуждает не одержимо-страстно, а со спокойным достоинством аристократки, умеющей взвешивать слова, ожидающей от своего избранника рыцарственности и понимания своих чувств. Это монолог требовательный, но требует она только, чтобы мужчина соответствовал своему предназначению – быть защитником, созидателем. Не согласна размениваться на тех, кто не равен ей по вере и преданности Родине. Желает видеть вокруг героев. Взывает к ним словно воплощение вечной женственности: «Ты говоришь: "Прощай, Славянка!" - /Прощаю. И благословлю:/Воюй! Горда твоя осанка/И взгляд, который я люблю!/Воюй. Мечом, крестом и словом./Не медли, ангел ждет, трубя./Ты не один в строю Христовом. -/"Иду, Славянка! За тебя!»

В её любовной лирике сталкиваются и взаимодействуют характеры сильные и благородные. Верность неколебима, супружество свято, а драма безответного чувства высока, как в давние времена: «Умен и одинок, и зол,/Ты насмерть с этой жизнью бился./Не я, а ты меня нашел,/Не я, а ты в меня влюбился.../И ум считается с душой -/Жизнь обрела успокоенье,/И миром завершился бой/С самим собою, во спасенье./На поле боя бытия/Белеют спелые колосья./А то, что не с тобою я,/Тем лучше. Выше дух возносит».

Я цитирую многие тексты не полностью, но думаю, и несколько строк могут передать суть. Вот необычный сюжет – мужчина защищает не просто свою женщину, а женщину-поэта: «Как дуэль? Неужели в наш век/Есть мужчины? Есть слово чести?/Черной речки кровавый снег/Убелился от этой вести.../Год прошел. Я спросить могу?/Пуля вынута - шрам, как мета./Почему не стрелял по врагу?-/«Чтоб читал он и чтил Поэта!»

Нина Васильевна не скупится на восторженные слова, если видит человека, который отвечает её представлениям о настоящем патриоте. Такой образ - соратника по борьбе, брата по поэтическому оружию лучше всего создан ею в посвящении Станиславу Куняеву: «Бог в помощь тебе, наш бесстрашный помор!/Шеломом испивший Студеного моря./По звездам дорогу твой вычислил взор,/По звездам, со тьмами кромешными споря.../Врагом ненавидим, но Богом любим./Удар отразивший, не принявший лести,/Оставшийся верен России и чести,/Ты нужен своим. А враги - яко дым...»

Нельзя не отметить, что имя Нины Карташовой, ставшей истинно народной поэтессой, открыл читателям в 1990-м году журнал «Наш современник», мировоззренческая позиция которого ей близка.

Её тексты богаты мудростью, порождённой крепкой верой и правильным пониманием мира: « Не бойся старости - оттуда ближе Бог!», «От слабости твоя жестокость воли, Ведь сильные всегда великодушны», «Что тело без души? Холодный труп./А что душа без тела? Божья тайна», «И весь свой дар мы даром отдаем -/И не убудет дарованье Божье». «Не труд, а только наслажденье, Любовь и нежность ко всему - Вот что такое вдохновенье, И все ответствует ему!», «Не победить врага в бою земном,/Когда слабеем мы в бою духовном»,«Многобожие - суть безбожие,/Многовластие - суть безвластие», «Спасай Отечество - спасешь себя».

А вот это прелестное стихотворение я воспринимаю как автопортрет поэтессы и в то же время собирательный образ своей соплеменницы: «Приподнятый славянский нос,/И детский рот неискушенный,/И легкость русая волос, И лоб от мира отрешенный./Но шеи гордость и изгиб,/Плечей покатая картинность -/Не девственный, а женский тип./Но все-таки и в нем невинность./И взгляд души не подведен/Тенями красок и страстями,/Он чистотою огражден,/Как будто осенен крестами».

Но эта милая хрупкая хранительница очага и молитвенница не отворачивается от действительности, а встречает её прямым уверенным взором. Несмотря на объективное видение происходящего в России, Нина Карташова оптимистична. Она автор множества светлых стихотворений, которые передают настроение надежды, радости, единства с родной природой и горним миром, отражённым в ней, как в зеркале: «Этот запах снегов, запах хвойных лесов/И безгрешность смиренной природы./ Эти тихие звуки ее голосов,/Ход небесных, сияющих ровно часов,/Отмеряющих в вечности годы./Мир мой прост и спокоен, и благословлен./Все, что Бог подает - все во благо./Вот и ты примирен, вот и ты исцелен,/Слезы в радость - целебная влага».

Силы можно черпать как в ненависти, так и в любви. Для Нины Карташовой ближе второе, как для глубоко религиозного человека. Поэтесса способна и в тумане уныния, окутывающем сегодняшнюю Россию, рассмотреть искры лучших чувств:

« Нет! Не могу отречься и предать/Вот этот мир, пусть тленный, но прекрасный,/Поверженный во зло и тем несчастный,/Но все-таки способный снова встать./Дано любить улыбки и цветы,/Весенний гром, пречистый воздух зимний/Любовью самой чистой и взаимной!/Дано живое чувство красоты...».

Она воспринимает жизнь не как драму, а как дар, за который должно благодарить Творца, потому что, несмотря ни на что, на земле всегда останутся и любовь, и верность, и справедливость, и отвага. Сделать правильный выбор должны мы сами. Посему «На эту страницу цветок заложи,/И лучшему, ближнему так и скажи:/Во имя добра удалимся от зла…». Звучит по-библейски просто.

19 октября 1939 года, 70 лет назад родился Вячеслав Михайлович КЛЫКОВ, выдающийся русский скульптор, народный художник России

Древняя красота Херсонеса. Купол неба как будто распахнут внутрь и льёт росистую, свежую лазурь прямо в душу. Чёрное море когда-то называлось Русским. Здесь, в Корсуни, крестился Владимир, Великий князь Святой Руси. Руси, конечно, а не Украины, ибо и Украина - это Русь. Как утверждение этого, неколебимо стоит здесь памятник князю-крестителю, глядя в синий простор уверенно и смело. Автор памятника узнаваем сразу - Вячеслав Клыков. Узнаваем не только по художественной манере, но и по державному, православному духу. И я, поклонившись князю, чувствую здесь живое присутствие Вячеслава Михайловича. Так же и в Иркутске, где адмирал А. В. Колчак изваян Клыковым как завещание прекратить всякую гражданскую войну, видимую и невидимую. Нет белых и красных. Есть русские. И в Муроме стоит созданный Клыковым в бронзе грозный святой Илья-богатырь - народная сила и мощь. Памятники Шукшину, Святославу Храброму, Серафиму Саровскому, Надежде Плевицкой, Царю-Страстотерпцу Николаю II, княгине Ольге, П. А, Столыпину - тоже он создал. К ним, в иной м!р, отошёл в 2006 году наш великий современник В.М.Клыков. Острая боль утраты в нас постепенно утихла и сменилась чувством неумирающим и вечным...

Да, нет с нами человека, друга и соратника, уже не услышим его меткого, весёлого словца, никто не соберёт нас в дружеской поездке, никто так отважно, во весь голос не назовёт врага России по имени, никто так не поможет в трудный житейский момент. По-человечески - мы осиротели. Но духовное, творческое поле Клыкова обрело более сильное притяжение. Стало классикой. Стало народным. В народе уже ходят легенды о Клыкове. На его родине, в Мармыжах, - Клыковский музей. В Курске - проспект имени Клыкова и памятник ему... И песни поют о Клыкове. Он заслужил. Его любили. Он имел слабости и ошибался по-человечески. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Но в жизни духа он был абсолютно точен и верен: Бог, русский народ, Россия, русский Царь. За это мы все его любили даже тогда, когда иногда ссорились с ним. И он любил нас. А ведь это самое главное, это то, чем оскудело ныне Отечество, отчего все беды и унижения наши перед чужими. Русские почти перестали любить друг друга. Равнодушие, стяжательство, зависть. Сытый голодного не разумеет. Слова не имеют цены, потому что за словами нет поступка.

Клыков был щедр, потому что был одарён от Бога! Он мог оценить талант другого человека, понять его, искренне восхититься. Его хватало на всё: Международный фонд славянской письменности и культуры, Земский собор, Союз русского народа, казачество. И везде он - лидер, вождь, ратник и работник.

Зайдите в дом Славянского фонда в Черниговском переулке Замоскворечья - здесь всё «дышит» Клыковым. Вот старый дуб во дворе, на постаменте для грунта, с копией памятника прп. Сергию Радонежскому, барельефы на стенах особняка: прп. Серафим Саровский, свв. равноапостольные Кирилл и Мефо-дий, св. Царевич Алексий, св. Вел. кн. Елисавета. Бюсты Бунина, Столыпина, Государя Николая Александровича. А на третьем этаже - огромный бюст самого Вячеслава Клыкова работы его ученика и сына Клыкова-младшего, Андрея.

Проводят здесь вечера и концерты русской духовности и культуры, выставки художников, лекции и собрания. Жизнь продолжается. Что-то у нас получается по-клыковски, что-то не удаётся. Союз русского народа, увы, в расколе. Монархическое движение если и движется, то вяло и неинтересно. И это только оттого, что не хватает русским любви друг к другу. Этим умело пользуются враги России и враги Божии. В них нет недостатка. Они едины в ненависти, мы же разобщены в нелюбви, у нас нет даже снисходительности друг к другу в малом и принципиальности в большом деле. Души измельчали, пафос, благородные порывы непонятны стали и смешны...

А жизнь коротка. Уходят соратники. Умер кинодокументалист Н. Ф. Ряполов, снявший талантливые фильмы о Клыкове, Свиридове, Плевицкой. Человек он был простой и скромный, любивший Вячеслава Михайловича. Царство ему Небесное. Умер в этом году, в «Царский день», 17 июля, огненный нижегородец, соратник Клыкова по Союзу русского народа, патриот В. Ф. Калентьев - в 60 лет, в возрасте мудрого мужества, он уже в ином мiре. И каждого из нас не минует смерть. Все мы предстанем пред Богом.

Чем оправдаемся? Ведь можно написать 20 книг или художественных полотен, воздвигнуть сотни монументов, снять десятки фильмов, но если нет в них любви к Отечеству, к своему народу, к своему ближнему - принесут они только ядовитые плоды неверия и холодного эгоизма. Это как гроб покрашенный красиво, но в нём труп. Если же есть любовь в творчестве или в любой работе, в бытии - она рождает героев, на коих стояла Святая Русь и Великая Россия. И только в этом может состояться душа человека для Жизни Вечной. Заповедь дана нам Господом: «Да любите друг друга». Клыков её исполнил.

А что же мы, оставшиеся на земле? Как между собой живём? Помогаем ли друг другу? Утешаем ли? Или хорошо говорим только о тех, кого уже нет на этом свете, а остальных осуждаем? Великие все мы критики, а сами-то что сделали хорошего? Это я к тому, что «великие критики», которые раньше и о Клыкове говорили плохо, теперь о нём как бы сожалеют, говорят, что-де без Клыкова в Славянском фонде стало всё не так - и выставки не те, и артисты не те, и зрители не эти...

Полно «шипеть и окислять», потому что это неправда! Во-первых, мы всегда с Клыковым. Во-вторых, мы работаем, и в-третьих, любовь народа к нашему Славянскому фонду не охладевает, и она взаимна. Это память о Вячеславе Михайловиче.

И не только у нас в Москве. На Прохоровском поле, поле славы России, стоит величественный монумент нашей Победе. И вот теперь рядом памятник его автору, В.М.Клыкову, поставлен трудами и заботами губернатора Евгения Степановича Савченко. На Белгородчине умеют хранить память о русской славе. И о достойном сыне русского народа Клыкове.

При Курском государственном университете есть церковь Свв. равноапостольных Мефодия и Кирилла, её спроектировал и помог построить В. М. Клыков. Студенты там приобщаются к вечности и знают великого скульптора как классика русского искусства. В Белгороде даже есть спортивные соревнования по кикбоксингу на Кубок кн. Святослава, посвящённые В.М.Клыкову. Он был великолепным спортсменом.

Память о В.М.Клыкове хранима и увековечена друзьями, соратниками и особенно его земляками-курянами. В Курске замечательный губернатор, патриот и труженик. И духовная власть в этом городе исполняет заповедь Христа о любви не на словах, а на деле. Ведь святые старцы говорили, что без любви власть - это насилие, а творчество без любви вырождается в беснование.

Теперь мы все воочию видим, какой подвиг любви к Богу и Родине совершил Клыков, какую прекрасную, хоть и трудную жизнь он прожил. Прямой, открытый, честный, не терпевший двуличия и трусости. 19 октября 2009 года ему бы исполнилось 70 лет. Мог бы ещё жить. Но он выполнил в этой земной жизни всё. Он состоялся для Вечности и стал славой России, как Пушкин, Нестеров, Свиридов.

А напоследок, чтобы было вам ближе к сердцу воспоминание, я, листая свои дневники, выберу маленькую зарисовку из обыденной жизни. 90-е годы. Славянский центр. Я сижу и читаю в газете статью о лжецарских останках.
- Нина, что ты читаешь?
- Да вот, Вячеслав Михайлович, Радзинский. Пишет...
- Нина, прочитай лучше вслух «Да воскреснет Бог»! - И я вслух читаю (и теперь тоже!) эту молитву.

Нина Васильевна КАРТАШОВА

Власть мирская и Любовь (к 220-летию А.С. Пушкина) «Греческое вероисповедание, отдельное ото всех прочих, даёт нам особенный национальный характер. В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических…Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как ещё недавно утверждали европейские журналы; но Европа в отношении России, всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна…Великий духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство. В этой священной стихии исчез и обновился мир…Мы обязаны монахам нашей историей, следственно и просвещением…Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою…История её требует другой мысли, другой формулы. Клянусь вам моею честию, что я ни за что не согласился бы – ни переменить Родину, ни иметь другую историю, чем история наших предков, какую нам послал Бог» (Письмо Чаадаеву). Сделаем вывод: Пушкин признаёт христианство и его духовную и политическую роль в преображении мира, но в христианстве Александр Сергеевич ищет другую формулу и другую мысль, чем на западе. Это общая оценка и не более того. Но есть у Пушкина и слова, обращённые непосредственно к служителям церковного культа, гневные и обличительные: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены…Дружба мирных черкесов ненадёжна…У них убийство – простое телодвижение… Что делать с таковым народом?... Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар быть важным нововведением – есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. Кавказ ожидает христианских миссионеров. Но легче для нашей лености в замену слова живаго выливать мёртвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты». Это то, что было пропущено цензурой, а до этого были такие слова: «…Разве истина дана для того, чтобы скрывать её под спудом? Так ли исполняем долг христианина? Кто из нас, муж веры и смирения, уподобился святым старцам, скитающимся по пустыням Африки, Азии и Америки, в рубищах, часто без обуви, крова и пищи, но оживлённых теплом усердия?... Мы умеем спокойно в великолепных храмах блестеть велеречием…». Интересно и то, что слова эти из «Путешествия в Арзерум» не посмели напечатать в «Золотом томе» А.С.Пушкина и в 1993 году?! Но есть к счастию, сохранилось в копии, одно из самых последних стихотворений, написанное 5 июля 1836 года на последнем 37 году жизни поэта с "непонятым" до сего времени названием «Мирская власть»: «Когда великое свершалось торжество И в муках на Кресте кончалось Божество, Тогда по сторонам Животворяща Древа Мария-грешница и Пресвятая Дева Стояли, бледные, две слабые жены, В неизмеримую печаль погружены. Но у подножия теперь Креста Честнаго, Как будто у крыльца правителя градскаго, Мы зрим поставленных на место жён святых В ружье и кивере двух грозных часовых. К чему, скажите мне, хранительная стража? – Или Распятие казённая поклажа, И вы боитеся воров или мышей? – Иль мните важности придать Царю царей? Иль покровительством спасаете могучим Владыку, тернием венчанного колючим, Христа, предавшего послушно плоть свою Бичам мучителей, гвоздям и копию? Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила Того, чья казнь весь род Адамов искупила, И, чтоб не потеснить гуляющих господ, Пускать не велено сюда простой народ?» Стихотворение это подводит итог противостояния великого поэта царской и так называемой духовной власти, которые обе он определяет яко «мирскую власть». Согласно определениям А.С.Пушкина, «гуляющие» по жизни «господа», чтобы их не «потеснили», воспользовались кощунственно Святым Крестом, употребив Его как «казённую поклажу», «спасаемую» «хранительной стражей», которая «придаёт важности» их беззаконной власти. Церковный храм «у подножия Креста Честнаго» «теперь» превращён в «крыльцо правителя градскаго», куда «не велено пускать простой народ». Из сего откровения Пушкина недвусмысленно следует, что не на что надеяться простому праведному русскому человеку. Попраны «Путь, и Истина, и Жизнь», для народа закрыты Врата, ведущие как в духовную, так и в мирскую жизнь. Древнее величие искренней веры попрано. Нелицемерное исповедание её стало невозможным без «покровительства могучего» безбожного государства, без нелепой охраны вероисповедания, ставшего государственным и социальным. «Владыка, тернием венчанный колючим», «предавший послушно плоть свою бичам мучителей, гвоздям и копию» заменён у «господского крыльца» «теперь» «грозными часовыми в ружье и кивере», стоящими «на месте жён святых»! Да, здесь обличена до конца и церковь, «опасающаяся» «оскорбления черни» и государственная власть, мнящая весь мир своей «казённой поклажей» и сущая лишь для того, чтобы никто не смог потеснить власть имущих. И та, и другая, и т.н. духовная и социальная власть имеют одну и туже охранительную тенденцию. «Пускать не велено» как за алтарь храма, где происходит священнодействие, так и на крыльцо городского правителя. По сути дела между церковью и государством не стало разницы. Се есть двуединая беззаконная «мирская власть» и от земной Справедливости и Бога она бесконечно далека. Как можно убедиться из этого откровения, русский гений был, в отличие от священников весьма далёк от знаменитой расхожей формулы апостола Павла: «Всякая власть от Бога», более того Заповеди Любви и Свободы были для него абсолютными, также как и Заповедь Жертвы за свой народ на Алтаре Отечества. И то, что Александр Сергеевич высказавшись до конца на 37 году жизни в этом же году и погиб не есть простое недоразумение, потому как есть вопросы, которые никому без разрешения тайной беззаконной власти не позволено трогать. Верно потому и обмолвился в 1836 году поэт в письме к жене: «Брюллов сейчас от меня едет в Петербург, скрепя сердце: боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи ещё порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры, и мне говорили: Vous avez trompe, и тому подобное. Что же теперь со мною будет?» А в письме к Д.В.Давыдову в сентябре 1836 года поэт пишет: «Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны и безответны, но даже сами от себя следуют духу правительства; но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче, даже и в последнее пятилетие царствования императора Александра, когда вся литература сделалась рукописною…». Как видим, Александр Сергеевич прекрасно понимал опасность своего положения, но его высочайшая нравственность и искренняя жертвенная, гордая своим родовым достоинством, Вера не позволяли ему молчать пред беззаконием. В написанном за день до дуэли письме графу К.Ф. Толю поэт пишет об этом. Пушкин пишет, что «внимание графа к его первому историческому опыту вознаградило его за равнодушие публики и критиков»… Пишет о заслугах Михельсона, «затемнённых клеветою», о том, что «нельзя без негодования видеть, что должен был он претерпеть от зависти или неспособности своих сверстников и начальников.»… «Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно Слово Правды…их уничтожает. Гений с одного взгляда открывает Истину, а Истина сильнее царя, говорит священное писание». Вера Пушкина – есть Вера гения, есть Вера Истинная, в отличие от клеветы социальной обрядовой, от пресмыкающихся пред властью силы, «поставленной на место» «отцов пустынников и непорочных жён», - таков последний и окончательный итог жизни великого поэта. Поп - толоконный лоб. О чтении этой сказки Пушкиным писала А.О.Смирнова-Россет: «Иногда читал нам отрывки своих сказок и очень серьёзно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда». «Это так дома можно, - говорил он, - а ведь цензура не пропустит». Очень жаль что и по сей день непонятно уж чья именно цензура не разрешает оскорблять «попа», не желая допускать в названии сказки рифму с «толоконным лбом» и заменяет имеющее скрытое сакральное значение слово «служитель» (апостол по-гречески?) на неопределённое «работник»: «…..Нужен мне работник, Повар, конюх и плотник. А где найти мне такого Служителя не слишком дорогого?» Если в «Тазите» Пушкин с увлечением описывал обычаи и жизнь горцев, их смелость, удаль и отвагу, то в сравнении с его недавними пробами пера как же жалко и отчётливо в своём отвержении от народа и естества смотрится теперь "поп – толоконный лоб", - существо, бес-смысленно "молитвенно" стучащее башкой об пол, толочащее воду в ступе, не умеющее ни лошадь запрячь, ни печку затопить, ни яичко испечь, ни дитя нянчить – нечто совершенно бесполезное, но при том имеющее желание жить краше других и иметь ближних своих в услужении, вместо того, чтобы самому служить им праведно. В этом ведь и вся загвоздка. Апостол призван Сыном Божиим служить людям, а поп искренне считает, что его за его «сверхдолжные» заслуги и за его особенную веру обязаны лелеять и холить. Служитель Святыни превратился у нас в Священнослужителя – в "батюшку" - отца родного, а мы как бы и не замечаем, что почитанием т.н. «отца духовного» оскорбляем данного нам по Роду и семени родного своего отца. Служитель Святыни призван Богом воинствовать с нечистой силой, противостать злу и лжи, но вместо этого поп из сказки «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда» препоручает сие Святое и нелёгкое Дело своему служителю, то бишь, вместо того, чтобы обучать ближних Служению Богу, заставляет служить самому себе, а между тем как раз именно он призван Богом оберегать своего работника от нечистых влияний. И вот служитель попа Балда обращается при помощи своих нехитрых знаний о внешнем мире и конечно же без молитв и мистических ритуальных «проделок» (А.С.Пушкин) к тварному миру Божьему: морю, зайцу, туче небесной, кобыле и побеждает бесов при помощи естества и своего мирского человеческого ума, ибо укоренён в земном и реальном. И тут приходит попу за его желание жить на чужой счёт скорая расплата, приходится подставлять лоб, то есть то самое в попе место, которым он бахвалился перед ближними: «С первого щелка Прыгнул поп до потолка…» и это нам напоминает о Сионской горнице, в которой «страха ради иудейска» спрятались апостолы, и где «с потолка», яко Deus ex machine явился Сын Божий, Иисус Христос. «Со второго щелка Лишился поп языка…», то есть была наказана ложь и лесть так называемых «христианских проповедей», оторванных от жизни и непосредственных задач и дела на земле своего народа. «А с третьего щелка Вышибло ум у старика…», то есть всем стало очевидно извращение противоестественного поповского ума, призывающего к Богу обратиться нечестивых. Тут вспомним Пушкина: Спокойно возвещай Коран, не понуждая нечестивых, в отличие от Псалма 50: «Нучу беззаконныя Путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся». «А Балда приговаривал с укоризной: Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной», то есть жил бы как все ближние твои, не отлынивал от личных забот и работы, от судьбы, от Общего Дела твоего Рода на земле предков. Не представлялся бы знающим Нечто такое, о чём простые люди даже догадываться не смеют и не могут, но, и это главное, не способствовал бы своей лукавой лживой «верой», а точнее безвольным безверием во Святые Силы Небесные, в которые верили Балда и Пушкин, утверждению на Родовой земле принципа обывательской пользы, денег, ссудного процента, мирской выгоды – словом «всякой» власти от хозяина века сего, - от господа библейского.

Нина Васильевна Карташева

Карташева Нина Васильевна (р. 1.01.1953), русская поэтесса. Тематика ее стихов определяется твердой православно-патриотической позицией и глубоким осознанием русской национальной идеи. Инициатор и ведущая Вечеров русской духовной культуры в Международном Славянском центре (с 1993), музее К. Васильева (с 1999). Автор поэтических сборников “Стихи из России” (Австралия, Мельбурн, 1991), “Чистый образ” (1993), “Имперские ряды” (1996).

Карташёва Нина Васильевна - поэт.

Отец - из рода князей Оболенских, мать - из крестьян. Предки Карташёвой подверглись репрессиям: бабушка-дворянка, княгиня Н.И.Оболенская-Кейкунатова, вернувшись из Харбина с репатриантами, провела 8 лет в лагерях, др. бабушка, крестьянка с Псковщины, была раскулачена и выслана на Урал в 1929; дед расстрелян красными, другой - умер в ссылке. Отец - фронтовик, удостоен двух орденов Славы. Мать рано умерла, и Карташёва воспитывалась бабушками, которые открыто исповедовали православие, с детства приобщили Карташёву к вере, церковному певческому искусству, поэзии акафистов.

В 1967 переехала в Ленинград, где окончила музыкально-педагогическое училище; в 1971 поселилась в Подмосковье, работала преподавателем в детской музыкальной школе, пианисткой в Московском камерном оркестре. Живет в г.Менделеев Московской обл.

Стихи пишет с 6 лет. Толчком к публикации произведений послужили перемены в стране: «Когда началась перестройка, переменилось отношение к Церкви, я загорелась верой, что уцелевшая Святая Русь, верующие русские православные люди, священники, иерархи вернут народ в лоно Церкви. Но, увы... лукавство и подмена еще более усилились» (Автобиография // Архив Отдела новейшей лит-ры ИРЛИ). Карташёву, убежденную в том, что «православие - не тема, а состояние души», не удовлетворяли появлявшиеся тогда произведения «на церковную тему», и по благословению духовного отца она начала печататься.

Первая публикация - стихи в журнале «Наш современник» (1990. №9).

В 1991 попечением поэтессы А.Ф.Кузьминской (1898-1992) в Мельбурне вышла первая книга «Стихи из России». Затем в течение 10 лет вышли еще 6 поэтических сборников Карташёвой, среди которых «Чистый образ» (1993), «Имперские розы» (1996), «Порфира и виссон» (2000; включает около 700 стих.), «Слава России!» (2001).

Член СП России с 1993. Инициатор и ведущая литературно-музыкальных вечеров русской духовной культуры «Слово во славу» в Международном Славянском центре (с 1993), музее К.Васильева (с 1999). Карташёва определяет себя как поэта православно-патриотической и монархической направленности. Следствием такой открытой самоидентификации Карташёвой стала полярность критических оценок: если Ст.Рассадин определил ее творчество как «черносотенный лом, прикрытый хоругвью», то М.Лобанов, Ст.Куняев, Вл.Солоухин, В.Крупин дали высокие оценки ее стихам, а «Русский вестник» назвал Карташёву «выдающейся русской поэтессой современности» (2000. №39-40).

В предисловии к книге «Чистый образ» Ст.Куняев так определил место Карташёва в современной поэзии: «Нина Карташёва принесла, как драгоценную влагу в ладонях... истовую веру в Россию... чистую любовь к измученному, оболганному, но живому народу своему... В эпоху распада жизни и поэзии, ядовитой рефлексии, разрушающей поэтическое слово... встретишься с душой, исполненной цельной, звенящей силы самопожертвования, милосердия и духовного героизма» (С.8).

Гражданская поэзия Карташёва - обличение неправды, призыв к противодействию силам зла. Стихотворения Карташёвой, которые звучат как набат во время бедствия, свойственны определенность позиции, отсутствие полутонов, плакатность. Публицистичность и лапидарность некоторых формул превращают их в лозунги: «Воюй. Мечом, крестом и словом» (Порфира и виссон. М., 2000. С.97. Далее, если не оговорено специально, цитируется это издание). В стихах проступает миросознание воина - участника ожесточенной вселенской битвы зла и добра. Базовые нравственные ценности поэзии Карташёва - честь, доблесть, верность: «Сколько горя вокруг! Век двадцатый добил / Честь и Доблесть по-подлому в спину» (С.80). По убеждению поэтессы, «самое нужное сейчас в России - благородство», необходимы «рыцарство духа, своя русская элита, аристократия <...>. Не будет этого, все распродадут: и совесть, и Родину, и нацию» (Православная Русь. 2002. №9. С.12).

Поэтический идеал Карташёва - православное рыцарство, в ее поэзии присутствует культ воина, готового к смертной битве, или юноши, сражающегося крестом и мечом, дарящего «имперские розы» своей воинственной вдохновительнице: «И отроку вручить старинный меч, / И научить быть русским до кончины» («От гнева задыхаться и дрожать...». С.35). Лирическая героиня Карташёвой ждет от мужчины подвига и самопожертвования: «Слагаю гимны: побеждай! / Умри и доблестно и смело!» (С.21); обращается к защитнику: «Сняла кольцо, чтоб ты купил оружье» (С.13); «...Последний цел патрон? / Так отомсти! Хоть одному, как воин» (Сб. «Слава России!». С.83). Переклички с блоковским циклом «На поле Куликовом» особенно явственны в стих. «Рассвет»: «Очнись, опомнись! Перед кем ты пал? / И на кого ты Родину оставил? / Рассвет. Час просветления настал. / Молись теперь, чтоб Бог твой меч прославил» (С.14). Исполненные «горечи и злости» обращения к противнику (например, в стихотворении «От Бога за убийство отлученные...». С.77) восходят к традициям гражданской лирики А.Пушкина («Клеветникам России»), М.Лермонтова («Опять, народные витии...»), Н.Языкова («К ненашим»).

Идеально-романтические образы воинов существуют в книгах Карташёвой лишь как надежда, совр. реальность порождает разочарование: «Я каюсь за народ, что он не поднял меч!» («Не победить врага в бою земном...»). Карташёва не прощает безволия и расслабленности, предательства своего рода, своей крови. В окружающей действительности с горечью наблюдает мелкий, изверившийся, циничный люд: «Мальчишка! Лгун! авантюрист, артист...» (Слава России! С.107). Размышления о всеобщей продажности, проникшей и в людские души, и в искусство, и даже в церковь («На рынке все, стихи и красота, / И храм с торговлей Божьей благодатью. / Смеются над святынею Креста, / Прильнув устами скверными к распятью». С.684), сопрягаются с темой лукавого оборотничества: «Подмена. Имя Бога всуе. / Без веры праздничный тропарь» (С. 103).

Народ в поэзии Карташёва предстает не только покорным, но и покорившимся, не только униженным, но и охотно устремляющимся к низменным грехам. Одно из самых горьких стихотворений Карташёвой - «Побежденные»: «Мы давно безнадежны / и столь же равно бесполезны, / пустота в наших душах заблудших зияет... Мы не Русью Святою, / а даже Россией не стали» (С.125). Сострадание соплеменникам («Все предали тебя - и власть, и армия...») сменяется хлестким обличением в трусости и безвольности: «Трус выжидает, выживает. / Смиренный вид, лукавый вздох. / Молчит. А Божий глас взывает: / Молчаньем предается Бог!» («Лбы расшибаются о стены...». С.683).

Надежда на воскрешение страны еще не оставляет поэта, но во многих стихах актуализирована ситуация смерти России («После смерти Родины власть чужая в силе»). Лирическая героиня, униженная и бесправная в нынешнем отечестве, ощущает себя гражданкой «Родины небесной - Вечной России» («После смерти...»). Одно из самых сильных стихотворений Карташёвой открывается трагической метафорой: «Моя могила - Родина моя». Замученный, убитый, исчезнувший с лица земли, некогда великий народ существует уже в какой-то иной, метафизической реальности: «Мы после смерти стали крепче стали...» (С.109).

Личный комфорт, душевный покой, чувственные удовольствия приносятся лирической героиней в жертву высшим идеалам. Карташёва утверждает святость венчанного брака, принимая супруга как «единственного, данного на век» и оглядываясь на пройденный вместе путь, когда «все пережито - радости, невзгоды... / Все так же чист венчальный мой покров» («Не каждая на век за мужа выйдет...»). Тем не менее стремление хранить заповеди христианской веры сопрягается с живыми движениями человеческой души, иногда страстными и греховными, которым героиня Карташёвой то противостоит («Четки тихонько возьму / Нет, я не выйду к нему» - «Ветер с твоей стороны...». С.587), то готова безвольно подчиниться. Многие стихи овеяны грустью и тоской по несбывшемуся, Карташёва вспоминает тайные влюбленности, несостоявшиеся «романы», перешедшие в «романсы». Порой лирическая героиня Карташёвой признается: «Золотое кольцо ношу, / Хоть я счастлива не по любви» (С. 663), и сквозь внешнюю бесстрастность прорывается сдержанный стон: «Пусти меня! Забыть наш мертвый брак... Святая скука и могильный мрак / Домашний быт, незначащие речи» (С.515). Иногда она предстает лукаво-остроумной, гордой девушкой - кавалер покинул фигуристку ради хоккея и тут же слышит приговор: «Я это все тебе зачту / Моих коньков дамасской сталью: / Я подвожу по льду черту / И подпись с росчерками ставлю!» (С.668).

В «огнеопальной» поэзии Карташёва есть и стихи, наполненные чистой радостью бытия («Морозный скрип походки быстрой...», С.124) и тихие, умиротворенные картины природы («Радость лета. Сладость меда. / Зной цветы раззолотил»). В них нередко оживают лермонтовские образы и настроения: «Когда моей душе дано прозренье, / Когда светло струится благодать...» (С.578), «Полуночи окно. Звезда. Печаль» (С.243) и др. Миро-сознание поэтессы отчетливо теоцентрично: просветленные душевные состояния связаны, как правило, с переживанием православных праздников, созерцанием святынь, а красота тварного бытия побуждает героиню к благодарной молитве Творцу.

Свое творчество Карташёва определяет как служение - «нести людям простое православное слово», «открывать мир Божьего чуда, молитвы и радости православной веры» (Православная Русь. 2002. №9. С.11), суть его выражена Карташёва в поэтических строках: «Я так жалею бедных и безгласных, / Я так жалею темных и скупых. / Дай силы, Господи, в словах Твоих прекрасных / Согреть замученные души их» («Когда моей душе дано прозренье...»). Мощная экспрессия стихов Карташёвой сочетается с песенным началом («русская певунья с негромким, но чистым голосом» - Тростников В. Н.- С.6). Многие стихотворения Карташёвой переложены на музыку: романсы Ю. и Е.Клепаловых, песни В.Филатовой, Ю.Звездного, В.Захарченко, А.Дудника.

Карташёва перевела с немецкого стихи баронессы Матильды фон Визендок (возлюбленной Р.Вагнера); автор нескольких рассказов и эссе («Родное», «Смелей, Алеша, смелей!», «Не забывай: мы - русские!» и др.), главной темой которых является бытие православного человека в совр. мире.

Карташёва - член правления Международного фонда славянской письменности и культуры, Православной Русской академии, центрального совета движения «Россия Православная», член бюро московского отделения СП России. Лауреат премий журнала «Наш современник» (1991), «Москва» (1996), удостоена Пушкинской медали (1999), медалей Государя Императора Николая II Александровича (2002) и «За гражданское мужество».

А.М.Любомудров

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 2. З - О. с. 161-164.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Чистый образ: Книга стихотворений. М., 1992;

Имперские розы: стихотворения. М., 1996;

Вместо собственного некролога: Почти святочный рассказ // Литературный Зеленоград. М., 1997;

Великая княжна Мария // Русский паломник. 1997. №15;

Порфира и Виссон: Лирика. М., 2000;

Отцы // Русский вестник. 2001. №29-30;

Слава России!: Стихи. М., 2001.

Литература:

Хочется пастырей видеть героями: Интервью с поэтессой // Встреча. М., 1997. №2;

Нина Карташева: «Злу всегда дам сдачи» / беседовал с поэтессой Е.Прошин // Сельская жизнь. 2002. №16. 7-13 марта;

Душа не может быть атеисткой... / беседовала с поэтессой А.Рохлина // Община XXI век. 2003. №5(30);

Тростников В.И. Русская певунья // Карташева Н. Слава России! М., 2001. С.3-8;

Беседа с православной поэтессой Ниной Карташевой // Православная Русь. Джорданвилль. 2002. №9. 1/14 мая. С.10-13.

«ЗАВТРА». Нина Васильевна, Вы поэтесса, творчество которой во многом посвящено судьбе и предназначению русской женщины, Вы общественный деятель с независимым взглядом на происходящее в стране и в мире. Сейчас актуальна тема Турции, где есть такая категория граждан, как бывшие россиянки - «турецкие» жёны, русские женщины, которые вышли замуж за турков. В связи с российско-турецким конфликтом они беспокоятся за свою безопасность. Тревожатся, что обострение международной политической обстановки отразится на них. Не раз читала об этом в прессе. Как Вы считаете, должна ли Россия оказывать правовую поддержку и предоставлять защиту этим женщинам?

Нина КАРТАШОВА. Пусть не сочтут меня ханжой, пусть не сочтут жестоким человеком, но я считаю, что помогать этим женщинам не следует. Они отказались от своей нации и Родины. «Возлюби ближнего своего, как самого себя», сказано в Евангелии. Ближнего, но не дальнего! Евангелие не отменяет ни национальности, ни Родины. Мы братья и сестры во Христе. Но эти женщины приняли ислам. Пусть пожинают плоды своего отречения, пусть оценят последствия своего поступка.

Может быть, в глубине души я сочувствую этим заблудшим, но считаю, что Россия должна, прежде всего, заботиться о своих гражданах - не попирать их права, оказывать помощь. Сколько здесь неимущих, страдающих, а государство будет заниматься чужими гражданами…

Если бы я полюбила представителя другой расы, иноверца, то подавила бы это чувство.

Когда-то я побывала в Турции, в Каппадокии, на родине Святой Нины, в честь которой крещена. Здесь эта подвижница родилась в семье римского военачальника. Я сочла своим долгом посетить её родной край. Помню, одета я была в длинное платье – точнее, льняной сарафан до пят и была с покрытой головой - в шляпке. Турки относились ко мне с уважением, обращались: «ханум». Тут же гуляли стайки русских девушек, одетых очень откровенно - в шортах, почти обнажённые. Их турки с ироническими улыбками называли: «наташи» - к сожалению, хорошее христианское имя стало синонимом слова «проститутка». Так они ведут себя.

Да, некоторые турки женятся на русских, но и это не радует. Как-то ехала в поезде с бывшей россиянкой, женой турка. Женщина была холёной, модно одетой, в дорогих украшениях. Она рассказывала о том, как много времени уделяет уходу за собой, посещает косметологов, делает каждую неделю маникюр, педикюр - что не могла себе позволить в России. С ней была маленькая девочка - тёмненькая, не знающая русского языка. Её дочь.

Таким образом, наша нация размывается, мы теряем породу. Вспоминаю, каких славянских красавиц видела в Пскове – стройные, светловолосые. У них правильные черты лица, высокий лоб, длинная шея. Но таких всё меньше.

У меня есть стихотворение: «Что ж вы замуж за чужих вышли, доченьки?..»

Понимаю, что некоторые русские женщины сбежали в Турцию от нищеты. В поисках беззаботной обеспеченной жизни. Но чем она обернётся теперь?..

Мы проживём и без этого, не оставим Россию, а Господь не оставит нас.

P.S. На десятках форумов, посвящённых Турции, есть разделы «Турецкая любовь», а в разделах - множество тем с рассказами о коротких курортных романах. Бывает, темы посвящены персонально мужчинам, коварным соблазнителям, многие из которых поматросили и бросили.

Вот типичный случай, рассказывает молодая учительница: «Юсуф так хотел быть только со мной! Говорил: люблю, не мучай меня, мне только ты нужна, мне никто больше не нужен, выпрашивал ответной реакции. Залез в душу, и я сдалась.

Тут и началось самое интересное. Случились у него якобы какие-то проблемы с законом. Но есть спасение - заплатить штраф, 2300 долларов. Изводил меня каждый день, умолял помочь, выпрашивал, клялся, что все вернет, что он не кинет, честный... Давил на то, что у него дочь без матери растет и отца теперь долго не увидит. Говорил: ты же любишь меня, помоги, ты должна меня понять...

Слава богу, мне в банке в кредите отказали. Я так переживала, что не могу помочь. В итоге он все решил, ему кто-то одолжил... Позже выпрашивал планшет на день рождения, ему он "для работы нужен был очень-очень"...

Узнала я всю правду месяца через три. Написала мне девушка, которая ему и деньгами, как оказалось, тогда помогла и планшет привезла. Юсуф все в долг просил, обещал ей все вернуть, говорил, что это святой долг мужчины.

В общем, он ее также на чувства разводил, правда говорил, что просто разведен, а не вдовец... Она приезжала к нему в Турцию и узнала, что он на самом деле женат, жена его жива-здорова, финансовое положение у него тяжелое, вот он так и разводит дурочек, в доверие втирается, а потом использует, играя на человеческой доброте и чувствах.

Вы даже не представляете, что было со мной... нервный срыв... попала в больницу... тяжело пережила обман».

Или «Я со своим познакомилась в Кемере. Тоже говорил, что любит, и вдруг я узнала, что беременна. Он сказал, что не хочет детей, но я не сделала аборт и теперь у меня малышка, ей уже пять месяцев. А этот козел не верит, что она от него!».

Такое впечатление, что существует своеобразная психологическая зависимость - туркомания русских женщин. Сотни, тысячи едут за тридевять земель спать с турками.

Но что теперь делать с теми бывшими соотечественницами, кто не был покинут и обманут, а наоборот – узаконил отношения? Как поступать российским дипломатам в Турции, если к ним в посольство станут сбегаться такие особы в платках с маленькими турчатами, и просить спасти и вывезти на бывшую Родину? Я лично думаю, что нужно защищать и вывозить, если обстановка ещё больше осложнится. Ведь сейчас принято утверждать: русские своих не бросают…