Генерал николай рузский. Рузский, николай владимирович

Генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский был типичным представителем русского генералитета, образованного и знающего свое дело, но плохо разбирающегося в политике.

Согласно одной из версий, Николай Владимирович Рузский имел дальнюю родственную связь с Лермонтовым. По этой версии городничий подмосковного города Рузы конца XVIII века А.М.Лермонтов, будучи, как и великий поэт, потомком шотландца Джорджа Лермонта, имел внебрачного сына. Своему внебрачному сыну он дал фамилию по имени города, которым управлял, положив, таким образом, начало династии Рузских. Николай Владимирович Рузский, родившийся 6 марта 1854 года в Пятигорске, рос в дворянской семье среднего достатка и в юном возрасте вступил на военную стезю.

По окончании 1-й Санкт-Петербургской военной гимназии в 1870 году он поступил во 2-е военное Константиновское училище, откуда два года спустя был выпущен прапорщиком с прикомандированием к лейб-гвардии Гренадерскому полку. В русско-турецкой войне 1877-78 года Рузский участвовал в чине поручика на должности командира роты . Был ранен.

В мае-октябре 1881 года Рузский командовал батальоном 131-го пехотного Тираспольского полка. В том же году Николай Владимирович окончил Академию генерального штаба по 1-му разряду и продолжил службу в штабах ряда военных округов. В марте 1882 года Рузский был переведен с должности помощника старшего адъютанта штаба Казанского военного округа в штаб Киевского военного округа на должность старшего адъютанта. Через пять лет он был назначен начальником штаба 11-й кавалерийской дивизии, а в 1891 году возглавил штаб 32-й пехотной дивизии. За время штабной службы Николай Владимирович приобрел большой опыт оперативной и тыловой работы .

С июля по декабрь 1896 года Н.В.Рузский командовал 151-ым пехотным Пятигорским полком, а затем был назначен окружным генерал-квартирмейстером штаба Киевского военного округа. В апреле 1902 года Рузский перешел в Виленекий военный округ на пост начальника штаба, где уже в 1903 году получил звание генерал-лейтенанта.

Командующий войсками округа генерал М.И.Драгомиров высоко ценил Рузского за ум, твердый характер и исполнительность. Однако некоторые современники рассматривали это выдвижение как неверный выбор. Генерал Адариди писал:

«Трудно понять, как такой знаток людей, каким был Драгомиров, мог его выдвинуть, так как ни особым талантом, ни большими знаниями он не обладал. Сухой, хитрый, себе на уме, мало доброжелательный, с очень большим самомнением, он возражений не терпел, хотя то, что он высказывал, часто никак нельзя было назвать непреложным . К младшим он относился довольно высокомерно и к ним проявлял большую требовательность, сам же уклонялся от исполнения поручений, почему-либо бывших ему не по душе. В этих случаях он всегда ссылался на состояние своего здоровья»

В 1904 году во время войны с Японией Николай Владимирович возглавлял полевой штаб 2-й Маньчжурской армии. В качестве начальника штаба Рузский организовывал оборону войск армии на реке Шахэ , испытал горечь неудачного наступления под Сандепу, где первоначальный успех 2-й Маньчжурской армии был сорван нерешительными действиями главнокомандующего Куропаткина.

По окончании войны Николай Владимирович командовал 21-м армейским корпусом. В течение этих двух лет текущую деятельность ему приходилось прерывать длительными командировками и продолжительными отпусками по состоянию здоровья, что, в свою очередь, явилось причиной отчисления его от командования в октябре 1909 года.

С января 1910 года Рузский был назначен членом Военного совета при военном министре и одновременно произведен в генералы от инфантерии. В начале 1912 года его вновь призвали к активной деятельности и назначили (с оставлением членом Военного совета) помощником командующего войсками Киевского военного округа.

Высокий уровень образования, большой опыт штабной работы и обширные знания в военном деле позволили ему перед Первой мировой войной годов принять участие в создании Полевого устава и наставлений, в которых остро нуждались войска русской армии. Созданный устав, по мнению советских исследователей, «являлся лучшим уставом в Европе накануне первой мировой войны . В нем наиболее полно и правильно освещались вопросы наступательного и оборонительного боя, а также действия войск в бою» . В то же время устав 1912 года всецело исходил из установки на краткосрочную войну, что являлось ошибкой генеральных штабов всех европейских стран.

Несмотря на активное участие Рузского в турецкой и японской кампаниях, слава полководца и боевые георгиевские награды пришли к Рузскому только в Первую мировую войну .В соответствии с планами, разработанными на случай войны, Рузский должен был занять пост командующего 8-й армией, которая предназначалась для наступления против Австро-Венгрии; командующим 3-й армией становился туркестанский генерал-губернатор А.В.Самсонов. Однако в 1913 году последовала перестановка: Брусилов, предназначавшийся на пост командующего 2-й армией, был перемещен из Варшавского военного округа в Киевский, Самсонову предстояло командовать 2-й армией, Брусилову - 8-й, а Рузскому досталась 3-я армия Юго-Западного фронта.

Согласно принятому плану войны в четырех армиях Юго-Западного фронта сосредоточивалось до 60% всей русской армии - более 600 тысяч человек при 2 тысячах орудий. Зная о том, что немцы будут наносить главный удар против Франции, русское командование рассчитывало одновременно оттянуть на себя часть германских сил наступлением в Восточной Пруссии. Но первостепенной задачей считался разгром австро-венгерской армии в Галиции.

Главный удар на Юго-Западном фронте должна была наносить 3-я армия Рузского, являвшаяся наиболее сильной - 215 тысяч человек при 685 орудиях. Вместе с 8-й армией Брусилова (139 тысячи человек при 472 орудиях) 3-я армия составляла южное крыло фронта и должна была наступать с востока в австрийскую Галицию на галич-львовском направлении. Рассчитывая на то, что противник сосредоточит свою главную группировку в районе Львова и севернее его, командование предполагало предпринять двойной охват австрийской армии: 5-я и 3-я армии должны были вести бои по ее фронту, а 4-я и 8-я армии - охватить с флангов.

Управление фронта формировалось на базе Киевского военного округа, начальником штаба фронта стал М.В.Алексеев. В связи с тем, что 3-й армии предстояло наносить главный удар по австро-венгерским войскам, начальник штаба округа В.М.Драгомиров получил назначение начальником штаба 3-й армии. Чтобы ослабить влияние честолюбивого Драгомирова, позволявшего себе выражать недовольство, вести себя вызывающе даже в отношении командующего фронтом генерала Н.И.Иванова, Рузский взял к себе генерал-квартирмейстером М.Д.Бонч-Бруевича, вступившего в войну командиром 176-го пехотного полка. Оба они являлись ставленниками военного министра. По свидетельству генерала Н.Н.Головина, «Рузский был persona grata у [военного министра] генерала Сухомлинова», а ближайшим помощником Рузского являлся Бонч-Бруевич, которого военный министр почитал «за крупный военный талант» .

В результате, с самого начала в 3-й армии столкнулись две точки зрения - командующего и его начальника штаба . Головин полагал, что Драгомиров возглавлял в армии «оппозицию» главнокомандованию Юго-Западного фронта. Офицеры Генерального штаба видели в Рузском

«человека болезненного, слабохарактерного, не властного, а главное, за предвоенный период далеко отошедшего от оперативных вопросов в широком смысле» , тогда как в лице Драгомирова - «действительного руководителя оперативной части армии... На генерала Рузского он смотрел свысока, игнорировал его» .

Поэтому не случайно Рузский в начале сентября 1914 года при переводе на Северо-Западный фронт взял с собой только Бонч-Бруевича. Для подъема боеспособности войск Рузский перед выступлением частей на фронт объехал ряд полков. Как вспоминал генерал Б.Н.Сергиевский, произнося речь перед 125-м пехотным полком, Рузский

«… просил нас верить нашему верховному командованию, объяснил, что Генеральный штаб внимательно изучает план грядущей войны, что давно уже знали, что война настанет, и что мы должны всеми силами беречь жизнь каждого солдата, что в войне ошибки неизбежны, и просил нас не судить слишком строго за эти неизбежные ошибки и потери. Он прибавил, что вместо того, чтобы судить и искать ошибки, нам следует думать о своих непосредственных обязанностях и строже всего судить самих себя. Если каждый из нас выполнит свой долг полностью - успех будет обеспечен»

В состав 3-й армии Рузского входили 21-й армейский корпус (генерал Я.Ф.Шкинский), 11-й армейский корпус (генерал В.В.Сахаров), 9-й армейский корпус (генерал Д.Г.Щербачев), 10-й армейский корпус (генерал Ф.В.Сивере), а также 9-я, 10-я, 11-я кавалерийские, 3-я Кавказская казачья дивизии. Кроме того, ожидалось пополнение 3-им Кавказским армейским корпусом (генерал-лейтенант В.А.Ирман) и 8-ой кавалерийской дивизией. Из всех командармов только Рузский увеличил пехотную массу вверенных ему соединений . В корпуса, каждый из которых состоял из двух пехотных дивизий, он влил еще по второочередной пехотной дивизии, в то время как в остальных армиях такие дивизии находились в резервах. Второочередные дивизии не имели пулеметов и получили слабую артиллерию, но все же усиливали мощь удара. Рузскому это принесло успех в первом же сражении.

В Галицийской битве армия Рузского наступала на Львов по фронту Куликов-Николаев. 6 августа части 3-й армии перешли границу и, сократив фронт со 120 до 75 км, предприняли лобовой удар по австро-венгерским войскам.

Как только части 3-й армии перешли линию государственной границы, Рузский получил директиву начальника штаба фронта изменить направление движения армии и наступать севернее района Львова, выходя в тыл 4-й австрийской армии. В это время уже потерпели поражение русские армии северного крыла - 4-я и 5-я, - и Алексеев принял решение бросить армии южного фланга на помощь северному, чтобы взять 4-ю австрийскую армию в кольцо. Однако, воспользовавшись тем, что колебавшийся Иванов не отдал прямого приказа, Рузский решил пренебречь директивой Алексеева и продолжил наступление на Львов . На этом решении настаивал Бонч-Бруевич, от которого Рузский зависел вследствие своей болезненности. Как писал военный историк:

«Рузский, вообще человек со светлой головой, стратегическим чутьем и большим психологическим пониманием, страдал болезнью печени в тяжелой форме, что заставляло его прибегать к морфию и ставило в зависимость от сотрудников»

26 августа на реке Золотая Липа у Золочева 3-я армия под руководством Рузского вступила в бой с частями 3-й австро-венгерской армии генерала Брудермана, на следующий день нанесла ей решительное поражение и отбросила по всему фронту. 29 августа в ходе сражения под Перемышлянами русские войска отбили атаки 3-й армии, а 30 августа 10-й армейский корпус прорвал австро-венгерский фронт. Однако Рузский не выделил сил для преследования отступающей 3-й армии.

Алексеев предполагал, закрывшись от 2-й и 3-й австрийских армий 8-й армией Брусилова, направить 3-ю армию Рузского в тыл австрийцам, окружить и уничтожить 4-ю и 1-ю австрийские армии. Начиная с 11 августа Алексеев повторял свою директиву четыре раза. Однако Рузский отдал приказ о движении на Львов. Сергиевский вспоминал:

«Вместе со многими офицерами Генерального штаба я в том же 1914 г. удивлялся, в какой мере Рузский шел на поводу у своего начальника штаба, пресловутого Бонч-Бруевича»

Неповиновение Рузского позволило противнику избежать окружения и поставило под угрозу весь замысел. Ситуацию удалось выправить лишь переброской из-под Варшавы 9-й армии П.А.Лечицкого.

1 сентября 21-й армейский корпус армии Рузского разгромил у Куликова австро-венгерскую группу, предназначенную для обороны Львова, и 2 сентября подошел вплотную к Львову, который был взят без боя. В тылу пресса представила взятие Львова как итог многодневной кровопролитной операции, увенчавшейся кровавым штурмом. 21 августа Николай II записал в дневнике:

«Днем получил радостнейшую весть о взятии Львова и Галича! Слава Богу!.. Невероятно счастлив этой победе и радуюсь торжеству нашей дорогой армии!»

За Львов, оставленный противником без боя, Рузский был удостоен беспрецедентной награды - одновременного награждения орденом Святого Георгия 4-й и 3-й степени и стал первым георгиевским кавалером в мировую войну. Командарм, не выполнивший приказов штаба фронта, и потому позволивший противнику избежать окружения, получил награду, а вскоре был повышен в должности. Причина была проста: Ставка пыталась затушевать факт разгрома 2-й армии Самсонова в Восточной Пруссии. Для этого падение Львова подходило как нельзя более кстати. Имя генерала Рузского стало известно всей России .

После занятия города Рузский двинулся главными силами в район Равы-Русской, где 6 сентября 11-й и 9-й армейские корпуса столкнулись с 6-м, 9-м и 17-м корпусами 4-й австро-венгерской армии. 8 сентября армия Рузского попала в тяжелое положение из-за отставшего 21-го армейского корпуса, кроме того, на левом фланге был отброшен 10-й армейский корпус, а в районе Вальдорфа был прорван фронт армии. 11 сентября австро-венгерские войска прервали сражение.

Своим движением на Львов Рузский разорвал единство Галицийской битвы, фактически превратив единую фронтовую операцию в две отдельные армейские операции . Вдобавок, когда по южному крылу фронта австрийцы нанесли контрудар, он не пожелал помочь соседу, которому приходилось много хуже,- 8-й армии. Брусилов говорил о Рузском:

«Человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались»

В войсках его воспринимали как отличного командира:

«Генерал Рузский был подлинным героем, которого офицеры и солдаты боготворили; все безусловно доверяли его знаниям и его военному гению»

Такая восторженная характеристика была вполне оправдана - его 3-я армия шла от победы к победе. Победы армии Н.В.Рузского и армии А.А.Брусилова были весьма значительны в начале войны. Австрийцы противопоставили им 40 пехотных и 11 кавалерийских дивизий, 2 500 орудий и миллион солдат. Обе австро-германские армии, державшиеся после разгрома восточной австрийской армии, были разгромлены под Львовом и отброшены за реку Сан.

За успехи в Галицийской битве 22 октября верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич представил Рузского к награждению орденом Святого Георгия 2-й степени. За две недели до того к такой же награде был представлен главнокомандующий Юго-Западным фронтом Н.И.Иванов. К началу войны в России насчитывалось всего девять кавалеров ордена Святого Георгия 3-й степени, а кавалеров 2-й степени - ни одного. Теперь бывший начальник и подчиненный сравнялись друг с другом. Беспрецедентная награда выражала оценку действий 3-й армии и лично Рузского в ходе Галицийской битвы верховным главнокомандующим.

В сентябре 1914 года Николая Владимировича назначили командующим армиями Северо-Западного фронта вместо Я.Г.Жилинского. Рузский стал первым командармом, получившим такое повышение . Фронт включал три армии общей численностью 435 тысяч человек. Назначение Рузского произвело благоприятное впечатление на войска и штабы. Офицер штаба фронта Ю.Плющевский-Плющик отметил:

«К этому назначению все отнеслись с полным доверием, а приветливый и спокойный вид генерала Рузского еще более усилил это впечатление. Новый главнокомандующий, первое, что сделал, обошел все помещения, поговорил с каждым и вообще дал понять, что он человек доступный, с которым можно работать не только исполняя приказания, но и высказывая свое мнение. Дай бог ему успеха, но тяжелое наследство он принял»

Слава «победителя Львова» влияла на отношение к Рузскому в войсках. Во второй половине сентября Рузский был пожалован вензелем генерал-адъютанта. Рузский считал, что действия русских войск в Галиции должны носить оборонительный характер, а все усилия необходимо направить против Германии . Вступив в должность, он отвел 1-ю армию за Неман, 10-ю - за Бобр, 2-ю - за Нарев. В рамках Восточно-Прусской кампании Рузский начал силами 1-й и 10-й армий проведение Августовской операции. 15 сентября началось наступление 1-й и 10-й армий. Вялое продвижение 1-й армии (3-й, 4-й, 20-й, 2-й и 26-й армейские корпуса) не встречало особенного противодействия все эти дни. 18 сентября числа 4-й и 2-й корпуса 1-й армии были выведены генералом Ренненкампфом в резерв и переброшены под Варшаву. 10-я армия генерала Флуга завязала в тот же день чрезвычайно упорные бои с главными силами 8-й германской армии, начав этим сражение в Августовских лесах.

План генерала Флуга заключался в следующем: сковать фронтальным ударом 2-го Кавказского и 22-го армейского корпусов силы 8-й немецкой армии и не дать ей отступить, атакуя на линии Августов - Лык 3-м Сибирским и 1-м Туркестанским корпусами.

Вялость генерала Мищенко, не сумевшего распорядиться своей фронтальной группой и даже развернуться, привела к тому, что немцы ускользнули. В предшествовавшие наступлению дни генерал Мищенко совершенно измотал свой 2-ой Кавказский корпус бесцельными маршами и контрмаршами. Командир 22-го армейского корпуса генерал барон Бринкен, в мирное время считавшийся образцовым, совершенно потерял голову еще после неудачи авангарда 25 августа у Бялы. Оба эти командира корпусов не выдержали боевого испытания и оказались много ниже своей репутации. Зато 3 Сибирский корпус генерала Радкевича занял Августов. 16 и 17 сентября 10-я армия развернула свой фронт налево, Радкевич вел упорные бои под Августовом, а туркестанцы отвлеклись Осовецкой операцией. Штаб Северо-Западного фронта отдал 16 сентября директиву, предписывавшую 1-й и 10-й армиям выйти к 22 сентября на фронт Сталлупенен - Сувалки - Граево. 10-й армии был передан 6 армейский корпус, деблокировавший Осовец (остальные корпуса 2-й армии были уже под Варшавой в составе Юго-Западного фронта).

Генерал Шуберт притянул на выручку 1-му немецкому армейскому корпусу 1-й резервный и ландвер. 18 и 19 сентября в Августовских лесах разыгралось жестокое побоище. В этих лесных боях германцы утратили свои преимущества в управлении и тяжелой артиллерии, и наши кавказцы, финляндцы и сибиряки разгромили восточно-прусские полки. В молниеносной артиллерийской пристрелке и стремительных рукопашных боях превосходство осталось за нашими войсками.

Полковник Сергеевский в своих воспоминаниях описал один эпизод этого сражения:

«10-й Финляндский стрелковый полк, идя колонной, внезапно наткнулся на германцев. Командир полка скомандовал: «В цепь!». Но командир бригады генерал Стельницкий бросился вперед: «Какая там цепь - за мной!». Блистательным штыковым ударом 600 оторопевших немцев положено на месте, остальные бежали. Наш урон всего 16 человек. Геройский полк бросился в штыки прямо колонной. Так состоялось боевое крещение молодых финляндских полков, и здесь кавказские гренадеры получили от потрясенных танненбергских победителей почетное имя желтых дьяволов. В этих проклятых лесах русские показали свои волчьи зубы, - писал (впоследствии убитый) восточнопрусский гренадер, - мы думали сначала, что это - японцы, потом оказалось, что это были кавказские черкесы. Никаких черкес в 10-й армии не было, а были стальные полки 2 Кавказского корпуса»

20 сентября 2-ой Кавказский корпус занял Сувалки. Августовские леса были очищены от неприятеля. Трофеями 10-й армии были около 3 000 пленных и 20 орудий. Взяв Сувалки, генерал Флуг навлек на себя величайший гнев генерала Рузского за недостаток методики , так как штаб Северо-Западного фронта заранее (16 сентября) назначил взятие Сувалок на 22 число. После завершения Августовской операции успешный командующий 10-й армией В.Е.Флуг был отстранен от должности, за то, что занял Сувалки на 2 дня ранее намеченного Рузским срока - за «опасную активность».

13 октября под командование Рузского были переданы 2-я (генерал С.М.Шейдеман) и 5-я (генерал П.А.Плеве) армии, действовавшие на Варшавском направлении. Предоставив командующим армиями действовать по своему усмотрению, Рузский сосредоточил основные усилия на формировании Принаревской группы для защиты Варшавы со стороны Восточной Пруссии, сосредоточив здесь 27-й, 6-й и 1-й Туркестанский армейские корпуса. В середине октября он перевел на Млавское направление 1-ю армию.

Упреждая намеченное на утро 14 ноября общее наступление русских армий вглубь Германии и желая переломить ситуацию на Восточном фронте в свою пользу, германское командование в лице Гинденбурга, назначенного 1 ноября главнокомандующим Восточным фронтом, и его начальника штаба Людендорфа решили сами перейти в наступление. 9-я германская армия генерала Августа Макензена из района Ченстохова и Калиша была переброшена на север, в район Торна, чтобы отсюда нанести внезапный удар в стык между 1-й и 2-й русскими армиями, прорвать фронт, выйти в тыл русских позиций и окружить сначала 2-ю, а потом и 5-ю русскую армию.
3-й германский кавалерийский корпус, корпуса «Бреслау» и «Позен» («Познань»), группа войск генерала Войрша (гвардейский резервный корпус и две пехотные дивизии) и 2-я австро-венгерская армия должны были сдержать наступление русских войск с фронта и сковать их.

11 ноября, согласно намеченному плану, ударная группа 9-й германской армии перешла в наступление. К вечеру германцы вышли к позиции 5-го Сибирского корпуса (50-я и 79-я пехотные дивизии, командир корпуса генерал Сидорин) и остановились на ночь перед фронтом русских на линии Устроне - Петроков - Слесин - Година.

12 ноября с утра германцы атаковали русские позиции тремя пехотными и одним кавалерийским корпусами. Из-за растяжения походных колонн германцы вводили корпуса в бой по частям в течение дня. С наступлением темноты командир 5-го Сибирского корпуса, узнав о задержке на переправе у Плоцка 6-го Сибирского корпуса, отправленного ему на помощь, приказал войскам корпуса отойти к юго-востоку вдоль Вислы, на линию Н. Дунинов - Патрово - Рембов. К концу 13 ноября 5-й Сибирский корпус занял указанный ему фронт. Утомленные боем 12 ноября немцы почти не преследовали русских.

13 ноября к Домбровице подошел 2-й русский армейский корпус 2-й армии, посланный Шейдеманом в поддержку 5-го Сибирского корпуса, и вступил в бой с 17-м и 20-м германскими корпусами. В результате ожесточенного боя 14 ноября корпус отстоял свои позиции.

Тяжелое сражение 2-го армейского корпуса и 5-го Сибирского корпуса с 9-й немецкой армией, обладавшей тройным численным превосходством, продолжалось и 15 ноября . До 19 ноября шли упорные бои по всему фронту, одновременно русское и германское командования перегруппировывали свои войска, пытаясь выявить слабые места в обороне противника. Наконец, немцы нашли в русской обороне брешь: хотя к северу от Лодзи германское наступление было остановлено упорной обороной частей 2-й русской армии, но в промежутке между Лодзью и Ловичем русских войск еще не было. Немцы оставили против Лодзи 1-й резервный корпус и направили ударную группу генерала Шеффера (три пехотные и две кавалерийские дивизии) в эту брешь. К 22 ноября немцам удалось окружить Лодзь с запада, севера и востока.

Но, чтобы сжать кольцо вокруг Лодзи, сил у немцев было явно недостаточно. Вскоре вклинившаяся в русские позиции немецкая ударная группа сама оказалась под угрозой окружения. С юга по ней нанесли удар подошедшие части 5-й армии Плеве, с запада - 2-я армия, а с востока - Ловичский отряд.

В ходе Лодзинской операции 22 ноября Рузский, несмотря на успешное развитие событий и резкие протесты генералов Плеве и Ренненкампфа, отдал приказ об отступлении . Результатом этого решения стал выход из окружения группировки немецкого генерала Р.Шеффер-Бояделя.

Всего в Лодзинской операции наши войска потеряли около 110 тысяч человек и 120 орудий, противник - около 50 тысяч человек и 23 орудия.

На Седлецком совещании 28 ноября Рузский настоял на приостановке успешного наступления Юго-Западного фронта и на подтверждении своего решения об отводе войск. Обвинив в своих неудачах подчиненных, он добился отстранения от командования генерала Шейдемана и генерала Ренненкампфа . Тогда же он просил разрешения у Ставки отойти на Варшавские крепостные позиции, но потерпел неудачу. На этом кампания 1914 года на Северо-Западном фронте завершилась.

21 января 1915 года начались германские демонстрации. 9-я армия генерала Макензена внезапным ударом овладела фольварком Воля Шидловская.

Падение Воли Шидловской чрезвычайно встревожило как Ставку, так и штаб Северо-Западного фронта, испугавшихся за Варшаву и приостановивших подготовку наступления формировавшейся 12-й армии. Для отвоевания у немцев фольварка, не представлявшего никакой тактической ценности, генерал Рузский отправил 22 и 23 января части 2-й армии, зря растрепав 11 дивизий, несмотря на протесты командира 6-го армейского корпуса генерала Гурко.

Германская демонстрация удалась, и Гинденбург приступил к решительной части своего плана - уничтожению 10-й русской армии. 23 января части 8-й германской армии потеснили к Ломже нашу 57-ю пехотную дивизию, что тоже было обманным маневром, имевшим целью оттянуть часть русских войск к прорыву 8-й армии немцев. Генерал Рузский дал себя обмануть и в этот раз, направив к Ломже все свои резервы: Гвардейский корпус генерала Безобразова, 2-й армейский корпус генерала Флуга и 27-й корпус генерала Баланина. Этим он связал себе руки, лишив фронт резервов.

Одновременно с этим 10-я армия по настоянию Рузского провела Ласдененскую операцию (17-28 января 1915 года), не давшую результатов, но поглотившую остававшиеся резервы. В результате действия Рузского во многом стали причиной катастрофы, постигшей 10-ю армию Ф.В.Сиверса в Августовских лесах . По воспоминаниям генерала Будберга выглядело это следующим образом:

«… В самые решительные для нас дни 26-27 января у генерала Сиверса не хватило главного: способности принять на себя чрезвычайно серьезную и тяжелую ответственность и самостоятельно отдать приказ о немедленном отступлении всей армии на восток…

В эти дни у генерала Сиверса не оказалось способности говорить с Главнокомандованием Северо-западного фронта таким языком, которого требовала огромная серьезность создавшейся обстановки и, не считаясь с планами и фантазиями генерала Бонч-Бруевича, сказать генералу Рузскому всю правду во всей ее тягостной неприглядности, нарисовать всю грозность положения армии и самую повелительную необходимость принятия исключительно решительных и спешных мер для парирования немецкого маневра средствами фронта…

Генерала Сиверса обвинили и покарали - он командовал 10 армией и ответил полностью за постигшую ее катастрофу .

Следователем, судьею и экзекутором явился Главнокомандовавший Севевро-западным фронтом Генерал-Адьютант Рузский, фактически несравненно более виновный в разгроме нашей армии и в том, что начатая против нее операция не была обращена в самое решительное поражение 8, а, быть может, и 10 немецких армий.

Ведь все самые подробные данные о положении наших корпусов и дивизий и об обнаруженных против них неприятельских силах были отлично и своевременно известны оперативному отделу штаба фронта… что же мешало фронтовому Главнокомандованию, спокойно сидевшему в это время в Седлеце, заметить и учесть своевременно все сделанные недосмотры и ошибки и своими приказами немедленно же исправить все то, что было упущено или неправильно решено и распоряжено в Маргграбове? Штаб фронта знал своевременно и доподлинно, что на наш левый фланг вышло от 3 до 4 немецких дивизий, а на правом фланге имелись вполне достаточные данные для заключения о более чем вероятном обходе его тремя немецкими корпусами. Эти сведения не могли оставлять сомнений в том, какая опасная для 10 армии операция была начата против нее неприятелем.

Затем, штабу фронта было отлично известно, что на всем 170 верстном фронте 10 армии не имелось ни одного батальона в резерве, и что, следовательно, в руках генерала Сиверса не было ни малейшей возможности встретить немецкий обход соответственным контрманевром, т.е. активными действиями своего резерва против обходящего неприятеля.

При таких условиях само фронтовое Главнокомандование обязано было трезво оценить всю опасность положения 10 армии, взять на себя руководство и ответственность и само приказать генералу Сиверсу немедленно и со всей поспешностью увести его растянутые и безрезервные корпуса из под уже неотвратимого и неостановимого и в высокой степени опасного флангового удара, и не считаться при этом уже ни с чем другим, кроме избавления целой армии от нависшей над ней и неоспоримой угрозы двойного обхода…»

Сиверс был отстранен от командования, а Рузский в очередной раз вышел сухим из воды.

В феврале-марте армии фронта вели тяжелые бои у Гродно и Прасныша. Позже, благодаря успешным действиям 12-й армии генерала Плеве, поддержанной частями 1-й и 10-й армий, германским армиям было нанесено поражение во 2-м Праснышском сражении. Однако, несмотря на достигнутый тактический успех, армии фронта понесли тяжелые потери более чем в три раза превышавшие потери германских войск. 13 марта 1915 года Рузский заболел и сдал командование генералу М.В.Алексееву . Даже его верный помощник Бонч-Бруевич не без ехидства отмечал:

«Весной 1915 г. генерал Рузский заболел и уехал лечиться в Кисловодск. Большая часть «болезней» Николая Владимировича носила дипломатический характер, и мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига»

Согласно другой версии, инициатором смены главнокомандующего Северо-Западным фронтом выступил Николай II, который под предлогом необходимости лечения отозвал Рузского с фронта, заменив его генералом М.В.Алексеевым. До конца лета Рузский лечился в Ессентуках.

В тылу старались не дать армии забыть об одном из своих военачальников . Усилиями друзей Рузского из стана либеральной оппозиции его имя постоянно держалось на страницах печати; в тыловых частях разучивали песню «С нами Рузский, с нами генерал!»; к месту и не к месту упоминалось взятие Львова и сражения в Польше.

17 марта 1915 года Рузский был назначен членом Государственного, а затем и Военного советов . Несмотря ни на что, он оставался популярен в среде генералитета. Фронтовое офицерство также воспринимало его в качестве одного из лучших военачальников. Показателем этого является запись в дневнике часто бывавшего на Северо-Западном фронте великого князя Андрея Владимировича:

«Он все же гений в сравнении с Алексеевым, он может творить, предвидеть события, а не бежит за событиями с запозданиями. Кроме того, в него верили, а вера в военном деле - почти все. Вера в начальника - залог успеха… Мечта всех, что Рузский вернется, вера в него так глубока, так искренна и так захватила всех, без различия чинов и положения в штабе, что одно уже его возвращение, как электрический ток, пронесется по армии и поднимет тот дух, который все падает и падает благодаря тому, что Алексеев не знает об его существовании»

Сравнивая двух командующих, он оставлял в стороне, что Алексеев, обороняясь летом 1915 года против превосходящих сил противника на три фронта, не оставил врагу в полевых сражениях ни одной дивизии в «котлах», которые ему не раз готовили немцы. Рузский же, имея примерное равенство сил с врагом, в ходе Августовской операции потерял четыре дивизии 20-го корпуса в окружении. Со слов великого князя выходило, что Рузский вселял в войска моральный дух, в то время как Алексеев и вовсе «не знает о его существовании» . Именно такие мнения влияли на Ставку и императора. Совет министров на заседании 8 июля 1915 года учредил Особый комитет для согласования мероприятий, проводимых в Петрограде военными и гражданскими властями. Председателем этого комитета стал Рузский, а его помощником - начальник Петроградского военного округа П.А.Фролов. Но вскоре Рузского ожидало новое назначение.

3 августа на совещании в Волковыске верховный главнокомандующий решил разделить Северо-Западный фронт на Северный и Западный. Главнокомандующим Западным фронтом оставался Алексеев, а руководить Северным фронтом был назначен Рузский, который вступил в должность в ночь на 18 августа. Вскоре произошла и смена состава Ставки: начальником штаба стал Алексеев. Западный фронт принял А.Е.Эверт.

В журнале «Нива» №30 за 1915 год была напечатана статья о назначении Рузского:

«Новое назначение генерал-адъютанта Н.В.Рузского. Увенчанный победоносными лаврами, связавший навеки свое имя с блестящими победами нашей армии над австрийско-германскими армиями и надломивший свои физические силы в тяжких, ответственных трудах полководца, генерал-адъютант, генерал от инфантерии Н.В.Рузский ныне настолько оправился от болезни, что теперь Высочайше назначен Главнокомандующим армией на место генерал-адъютанта, генерала от артиллерии Фан-дер-Флита. Вся наша доблестная армия, весь наш вооруженный народ с радостью встретил это Монаршее назначение на ответственный, активный пост нашего выдающегося стратега и блестящего военачальника»

Вступив в должность, Рузский сразу же отменил проведение 12-й армией Р.Д.Радко-Дмитриева операции по высадке десанта в тыл германской армии . В течение 1916 года армии фронта занимали пассивную позицию. Фронтовое «затишье», помимо собственно командных забот, Рузский посвятил занятиям военной теорией. Большие потери Брусиловского прорыва были обусловлены как фактором «позиционного тупика», так и копированием устаревших тактических приемов, примененных на французском фронте. Военачальники понимали, что следует обобщать и свой, отечественный опыт. Рузский, в частности, высказывался о неприменимости французских рекомендаций ведения войны к русским условиям.

При планировании кампании 1917 года Pузский предложил нанести удар на стыке Северного и Западного фронтов в районе Вильно-Сморгонь, решительно выступив против плана, разработанного генералами В.И.Гурко и А.С.Лукомским. По новому плану генерала Алексеева, Северный и Западный фронты проводили ряд вспомогательных операций на Шавли и Вильно, а главный удар наносила 5-я армия генерала А.М.Драгомирова на Свенцяны и Юго-Западный фронт в общем направлении на Львов. Румынский фронт обязывался занять Добруджу. Зная Рузского и Эверта, Алексеев более не доверил им главного удара , ограничив их действия ударами севернее Полесья вне связи с Юго-Западным фронтом. В то же время, чтобы не позволить двум фронтам ограничить себя решением локальных задач, заведомо обрекая себя на неуспех, Алексеев предусматривал совместные действия Северного и Западного фронтов в наступательных операциях севернее Полесья. Для этого по указанию Рузского начальник штаба Северного фронта Ю.Н.Данилов составил «соображение о комбинированном наступлении армий Северного и Западного фронтов».

Последней войсковой операцией, проведенной под руководством Рузского, стало наступление 12-й армии на Митаву в конце 1917 года. План Митавской операции был рассчитан на внезапность удара . Для этого была имитирована переброска 6-го Сибирского корпуса в Румынию. Круг лиц, посвященных в замысел операции, строго ограничивался.

На рассвете 5 января 1917 года без артиллерийской подготовки Бабитская группа (6-й Сибирский армейский корпус и Латышская стрелковая дивизия) атаковала противника. Прорвав оборону 8-й германской армии в трех местах, она заняла район Скудр, северо-восточнее Граббе, Скангель.
На участках других групп атака успеха не имела. Части Олайской (2-й Сибирский армейский корпус) группы начали атаку после короткой артиллерийской подготовки, вклинились в оборону противника, но вынуждены были отойти на исходные позиции. В этой группе солдаты 17-го Сибирского полка 2-го Сибирского корпуса отказались наступать. К ним присоединились другие части 2-го, а затем и 6-го Сибирского корпусов.

Командование армии жестоко подавило антивоенное выступление солдатских масс . Руководители выступления (92 человека) были преданы военно-полевому суду и казнены, многие сотни солдат сосланы на каторгу. После расправы, с 7 января 1917 года, войска 12-й армии продолжали наступление, но оно вылилось в бои местного значения. К исходу 11 января 1917 года операция была приостановлена. В ходе Митавской операции русские войска еще отдалили линию фронта от Риги, что явилось некоторым успехом.

Основными причинами остановки наступления была непродуманность мер по переходу тактического успеха в оперативный успех . Настоятельные просьбы командующего 12-ой армией Р.Д.Радко-Дмитриева о подкреплении командующий Северным фронтом генерал Н.В.Рузский отклонил. Неизвестно какими мотивами руководствовался Рузский, ведь основной задачей Северного фронта с осени 1915 года было не допустить занятие немцами стратегически важного порта Риги.

Командующий Северным фронтом устранился от ответственности за исход операции, всецело переложив ее на Р.Д.Радко-Дмитриева , командующего 12-й армией. При этом резервов для развития успеха армия не получила, и ее атаки вскоре захлебнулись.

Весьма важную роль сыграл Н.В.Рузский в трагические дни 1-2 марта 1917 года, когда военное руководство армией (Н.И.Иванов, М.В.Алексеев, А.А.Брусилов и другие, в том числе и великий князь Николай Николаевич Младший) рекомендовало императору Николаю II отречься от престола. 1 марта поздним вечером Николай Владимирович несколько часов с глазу на глаз разговаривал с императором Николаем II. Можно предполагать, что этот разговор в немалой степени способствовал тому, что 2 марта государь подписал манифест своего отречения от престола в пользу Михаила Александровича.Совершилась Февральская революция, и Н.В.Рузский открыто сказал свите государя, считая, что победители - это монархическая дума:

«Остается сдаваться на милость победителей»

Позже Николай Владимирович говорил:

«Я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него самого ясна стала неисправимость положения»

До конца своей жизни Рузский страдал от того, что хотел беседой с императором укрепить устои трона, но получилось так, что помог их развалить. Временное правительство не забыло тех услуг, что были оказаны Рузским в момент падения монархии, и ему еще доверяли. Все изменилось с отставкой наиболее консервативно настроенных членов правительства - Милюкова и Гучкова. Алексеев, съездив на Северный фронт и вынеся отрицательное впечатление о деятельности Рузского и Радко-Дмитриева, уволил обоих за слабость военной власти и оппортунизм, деликатно поставив вопрос об их «переутомлении». Так эти отставки и были восприняты тогда обществом и армией.

Вскоре после Октябрьского переворота Рузский вместе с Радко-Дмитриевым отправился лечиться в Кисловодск. На курорте генералов застала разворачивавшаяся гражданская война. Распад Кавказского фронта и начало вооруженной борьбы отрезали Рузского от Центральной России. Когда генералы переехали в Пятигорск, где распоряжалось командование Кавказской Красной армии, их наряду с другими представителями «бывших» взяли в заложники . После мятежа И.Л.Сорокина против большевистской власти на Кавказе заложники, находившиеся в Пятигорске, никакого отношения к фельдшеру Сорокину не имевшие, 18 октября 1918 года в количестве 106 человек были расстреляны на склоне Машука. В их числе был и отказавшийся вступить в Красную армию генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский.

Современники в большинстве своем относительно невысоко оценивали Рузского как военачальника . Квинтэссенцией подобной характеристики можно привести слова А.А.Керсновского, в своей работе опиравшегося на мнения русской эмиграции и личные свидетельства участников Первой мировой войны, многие из которых воевали под началом Рузского:

«Стоит ли упоминать о Польской кампании генерала Рузского в сентябре-ноябре 1914 года? О срыве им Варшавского маневра Ставки и Юго-Западного фронта? О лодзинском позоре? О бессмысленном нагромождении войск где-то в Литве, в 10-й армии, когда судьба кампании решалась на левом берегу Вислы, где на счету был каждый батальон? И, наконец, о непостижимых стратегическому - и просто человеческому - уму бессмысленных зимних бойнях на Бзуре, Равке, у Болимова, Боржимова и Воли Шидловской?»

Однако существует и противоположное мнение. Великий князь Андрей Владимирович писал о нем восторженно :

«Человек с гением. Талант у него, несомненно, был большой. Лодзинская и Праснышская операции будут со временем рассматриваться как великие бои, где гений главнокомандующего проявился вовсю. Не оценили его, не поняли гений и скромность Рузского. Это большая потеря и для фронта, и для России»

Приятное впечатление Рузский произвел на протопресвитера фронта:

«Выше среднего роста, болезненный, сухой, сутуловатый, со сморщенным продолговатым лицом, с жидкими усами и коротко остриженными, прекрасно сохранившимися волосами, в очках, он в общем производил очень приятное впечатление. От него веяло спокойствием и уверенностью. Говорил он сравнительно немного, но всегда ясно и коротко, умно и оригинально; держал себя с большим достоинством, без тени подлаживания и раболепства. Очень часто спокойно и с достоинством возражал великому князю»

Парадоксальным образом оба мнения по-своему верны . Действительно, в России можно было бы найти военачальников лучше Рузского. Но в России начала XX века продвижение по служебной лестнице во многом зависело от личных связей внутри высшего генералитета. Лучшие командующие - П.А.Лечицкий, П.А.Плеве, В.Е.Флуг не имели вверху «сильной руки». В то же время Рузский являлся ставленником военного министра Сухомлинова. При всех своих недостатках генерал Рузский был гораздо лучшей заменой своему предшественнику на Северо-Западном фронте Я.Г.Жилинскиму, проигравшему Восточно-Прусскую наступательную операцию августа 1914 года.

Столь основательно подготовившийся к войне противник, не мог быть разгромлен в короткие сроки. Русская армия не была исключением: австро-венгры и турки выглядели слабее русских, но немцы показали себя более сильными. Рузский на протяжении почти всей войны был вынужден драться против немцев (единственное исключение - первый месяц войны на Юго-Западном фронте, выдвинувший Рузского). Поэтому, не отличаясь сильной волей и находясь под влиянием окружения, он не мог не уступать лучшему немецкому полководцу - Людендорфу. Отсюда и неудачи, и большие потери даже при успехах. Второго Скобелева в России тогда не нашлось. Брусилов воевал преимущественно против австрийцев, а Юденич провел всю войну на Кавказском фронте, где немцы были представлены разве что в качестве советников. В такой обстановке начальник штаба Северного фронта Ю.Н.Данилов был прав, когда писал, что Рузского уважали и ценили не только в действующей армии, но и во всей России, и что он был военачальником, заслужившим звание одного из лучших генералов дореволюционной русской армии.

На сайте в комментариях прочитал, что «краеведение это всеобъемлющая наука». Сомневаюсь, что думали о науке Виктор Бабуркин и еще пять художников, когда безвозмездно восстанавливали церковь Рождества Иоанна Предтечи в селе Молохово.

Да и я как-то не задумывался о науке, когда стал собирать материал о генерале Рузском. Статью «Генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский» я написал в конце 2008 года для публикации в журнале «Петербургский коллекционер». Главный редактор журнала публиковать её отказался, ссылаясь на то, что слишком мало предметов коллекционирования связано с этим человеком и выложил её на форуме коллекционеров – Sammler . ru . На этом форуме со статьей может ознакомиться любой желающий, но я её все-таки продублирую и здесь.

А недавно мне попалась на глаза книга «Российско-болгарская дружба и сотрудничество: традиции, современность, перспективы». В ней есть статья Соловьева А.Г. «К 150-летию со дня рождения генерала-русофила Радко-Дмитриева».

Вот, что написано в этой статье: «Командующий 2-ой армией, эсер Иван Сорокин, чтобы показаться защитником советской власти от контрреволюционных выступлений, приказал 18 октября 1918 года расстрелять более 100 человек генералов и представителей русской аристократии, вместе с ними и Радко Дмитриев. В городе Пятигорске, в последние дни своей жизни он наказывал своему сыну Михаилу Димитриеву: «Желаю, чтобы мои кости были перенесены и положены в могиле моего отца в селе Градец». Это предсмертное желание не выполнено и поныне. Известный военноначальник, победитель Лозенграда и Бунархисаря, Пшемысля и Митавы, кумир солдат болгарской и русской армий, лежит где-то около Пятигорска в неизвестной братской могиле!»

Как-то странно и неприятно мне было все это читать в Материалах Международной научно-практической конференции. Потому что у меня есть несколько фотографий с места захоронения этих боевых генералов. Их могилы рядом и на видном месте – возле церкви в Пятигорске.

В конце книги есть раздел «Наши авторы», из которого следует, что Соловьев А.Г. – председатель Ставропольского отделения «Союза друзей Болгарии».

Судьба генерала от инфантерии Николая Владимировича Рузского (06.03.1854 - 21.10.1918г.) многими нитями связана с нашим краем.

В 1787 г. служил капитаном в московском гусарском батальоне Алексей Михайлович Лермонтов, который через десять лет стал городничим в уездном городе Рузе Московской губернии, где у него родился внебрачный сын. Так появился Витт Алексеевич Рузский, правнуком которого и стал Николай Владимирович Рузский. Таким образом, генерал был праправнуком Алексея Михайловича Лермонтова и внучатым племянником поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. Как и сам великий поэт, Н. В. Рузский принял мученическую кончину в Пятигорске. И еще один интересный факт – с 23.07.1896 г. по 13.12.1896 г. Николай Владимирович был командиром 151-го пехотного Пятигорского полка.

В первую мировую войну офицерский орден св. Георгия 1-й степени не выдавался. Вторую степень награды заслужили четверо командующих фронтами: В. Рузский, Н. Юденич, Н. Иванов и Великий князь Николай Николаевич Младший (до 1915 г. бывший Верховным Главнокомандующим русской армии). Рузский принимал участие в разработке уставов и наставлений, автор Полевого Устава 1912 года. Этот Полевой Устав российской армии применялся в РККА до 1930-х годов. Кроме того, Николай Владимировичсыграл роковую роль в отречении Государя от престола…

Принято считать, что события 27 февраля, первого дня революции, начались с выстрела унтер-офицера Запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка Тимофея Кирпичникова, убившего начальника Учебной команды батальона капитана Лашкевича. За этот «подвиг» Кирпичников был награжден самим генералом Корниловым, в то время командующим Петроградским Военным округом, Георгиевским крестом 4-й степени. Его фотография и рассказ о нем обошли в то время всю отечественную прессу. Вскоре он был произведен в прапорщики*.

Царь, принявший на себя Верховное главнокомандование находится в Ставке в Могилеве. Однако в Петрограде положение настолько осложняется, что царь решает поехать в Царское село, ближе к семье. На станции Дно, его поезд останавливают, тогда он устремляется в Псков, к генералу Рузскому, командующему Северным фронтом, рассчитывая на его поддержку в подавлении бунта в Петрограде. В этот момент Н.В. Рузского, как и других прогрессивных русских генералов, все больше заставляла задумываться критическая ситуация, которая сложилась в России. Посланный накануне из Ставки в Петроград (дабы навести там благочинный порядок) генерал Николай Иудович Иванов с батальоном георгиевских кавалеров и пулеметной командой застрял в пути. Часть его офицеров покинула эшелон, а солдаты (георгиевские кавалеры!) отказались повиноваться. Рузский видел только один выход – отречение царя от престола. 1-2 марта идут переговоры. Николай II требует послать в столицу надежные войска. Рузский отказывается поясняя, что сейчас нет такой части, которая была бы настолько надежна, чтобы её можно было послать в Петербург. И Николай II делает шаг, который, прежде всего для всех присутствующих означает смертный приговор. (Менее чем через полтора года и царь, и генерал примут мученическую кончину с разницей всего в четыре месяца). Н.В.Рузский ни на минуту не задержал отправку телеграмм во все концы страны с сообщением об отречении государя.

Нам трудно понять всю напряженность, какая сопутствовала этим переговорам, но из исторических документов ясно одно – все сомневались и не знали что делать. После того, как царь принял отречение, он вскоре пишет записку Рузскому, чтобы тот «остановил дело». Но уже поздно, телеграммы разошлись по всей России. Да и сам Рузский в душе метался и понимал, какой груз ответственности лежал на нем. Сначала генерал считал, что власть надо передать «ответственному министерству» или Комитету Государственной думы, с чем был согласен и сам царь. Но затем стороны склонились в пользу наследника цесаревича Алексея, а потом брата царя – Михаила Александровича.

Многие тогда надеялись, что в России начнутся демократические преобразования. И преобразования не заставили себя долго ждать… Телеграф разослал знаменитый Приказ № 1. Отныне солдаты имели право не выполнять распоряжения офицеров, прежде не обсудив их в своем кругу; они могли смещать офицеров и назначать новых – по своему усмотрению; отдавать офицеру честь стало не обязательно, а титулы вообще отменялись. Алексеев из Ставки по телефону долго уговаривал военного министра Гучкова об отмене этого приказа, способного развалить любую армию. Приказ отменен не был, а Гучков, чтобы «освежить» армию, продолжил свои преобразования. Его компания по чистке генералитета проходила до мая 1917 г. Со службы тогда изгнали более сотни генералов, оставшихся без пенсии.

С апреля 1917 года генерал Рузский в отставке, он уезжает в Кисловодск на лечение. 5 сентября 1918 года Совет Народных Комиссаров принял постановление «О красном терроре», согласно которому ВЧК могла заключать классовых врагов в места лишения свободы, а лиц, участвовавших в белогвардейских организациях, заговорах и мятежах, расстреливать. Одновременно наркомат внутренних дел издал приказ, в котором было изложено требование ареста в качестве заложников представителей буржуазии, генералов, офицеров, деятелей царского режима, активных членов оппозиционных большевикам партий. В сентябре 1918 года Рузский попал в число заложников, взятых Кавказской Красной Армией, и расстрелян 21 октября в Пятигорске.

Всего в тот день было расстреляно 59 человек. Николай Владимирович возглавлял список, вторым в этом списке был генерал Радко-Дмитриев - болгарин, перешедший на русскую службу во время войны несмотря на то, что его родина, Болгария, выступила на стороне Германии и Австрии. Он был награжден орденом св. Георгия 3-й степени и Георгиевским оружием. Жизнь и этого боевого генерала, к сожалению, закончилась трагически. Его настоящие имя и фамилия – Радко Русков Дмитриев, одно из сел в Болгарии носит его имя.

И хотя «белый» террор не возводился в ранг государственной политики, и белогвардейцами была создана «Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков», масштабы «белого» террора были ничуть не меньше масштабов «красного», а методы столь же чудовищны и бесчеловечны. За годы войны в 18 селах только Медвеженского уезда Ставропольской губернии белогвардейцами было замучено 472 человека из числа мирных жителей. Можно бесконечно перечислять преступления обеих сторон. Очевидно здесь важны не количественные доказательства жестокости сторон. Важно понимание того, что гражданские войны, разжигаемые политическими группировками, всегда носят очень жестокий характер, ввергают в свою орбиту все население и не могут быть оправданы никакими помыслами и целями**.

*Тимофей Кирпичников в 1918 г. изъявил желание служить у белых в Корниловском полку. Там он и нашел свою смерть. Генерал Кутепов, командовавший Корниловским полком Добровольческой армии, узнав о его «подвиге», приказал расстрелять «унтер-офицера, который убил своего начальника».

**Генерал Н.Н. Врангель запретил в своей армии ношение Георгиевских наград, пожалованных ранее адмиралом Колчаком «за отличия, оказанные в гражданской войне». Мотивируя это тем, что в братоубийственной войне русских с русскими награждение боевыми российскими наградами неэтично. А вот Георгиевские награды, пожалованные еще в мировую войну, носить не возбранялось.

Куринной Вячеслав

Первая мировая война 1914 – 1918 гг. выдвинула ряд русских военачальников, наиболее выдающиеся из них остались в памяти соотечественников – нередко вследствие участия в гражданской войне. Однако многие из них, в том числе командующие фронтами, такие как Н. И. Иванов, П. А. Плеве, менее известны. Одним из полузабытых военачальников является главнокомандующий армиями Северо-Западного, а затем Северного фронта генерал от инфантерии Н. В. Рузский.

Николай Владимирович Рузский родился 6 марта 1854 года. По окончании 1-й Санкт-Петербургской военной гимназии, в 1870 г. он поступил во 2-е военное Константиновское училище, откуда два года спустя был выпущен прапорщиком с прикомандированием к лейб-гвардии Гренадерскому полку. Подпоручик (1875 г.), а затем поручик (1877 г.) Рузский участвовал в русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг. Перед тем он получил свою первую награду – орден св. Анны 4-й степени.

С июля 1877 г. поручик Рузский командовал ротой. Прибыв в Болгарию вскоре после начала русско-турецкой войны, гвардия приняла участие в блокаде Плевны. Гренадерский полк участвовал в бою под Горным Дубняком 24 октября 1877 г., в котором понес большие потери. В этом бою поручик Рузский был ранен; за боевые заслуги он получил орден св. Анны 3-й степени с мечами и бантом и был произведен в штабс-капитаны.

В 1881 г. Рузский окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду, затем служил в штабах Казанского и Киевского военного округов на адъютантских должностях, затем начальником штаба 11-й кавалерийской и 32-й пехотной дивизий. Капитан, подполковник, полковник, генерал-майор – все эти ступени были пройдены Рузским еще в конце XIX века.

В должности командира 151-го Пятигорского пехотного полка в 1896 г. Рузский был произведен в генерал-майоры, после чего переведен в штаб Киевского военного округа на должность генерал-квартирмейстера. Командующий войсками округа генерал М. И. Драгомиров Рузского высоко ценил за ум, твердый характер и исполнительность. Однако некоторые современники рассматривали это выдвижение как неверный выбор. Генерал А. -К. М. Адариди

________________________________________

писал: “Трудно понять, как такой знаток людей, каким был Драгомиров, мог его выдвинуть, так как ни особым талантом, ни большими знаниями он не обладал. Сухой, хитрый, себе на уме, мало доброжелательный, с очень большим самомнением, он возражений не терпел, хотя то, что он высказывал, часто никак нельзя было назвать непреложным. К младшим он относился довольно высокомерно и к ним проявлял большую требовательность, сам же уклонялся от исполнения поручений, почему-либо бывших ему не по душе. В этих случаях он всегда ссылался на состояние своего здоровья”1. В апреле 1902 г. Рузский перешел в Виленекий военный округ на пост начальника штаба; в 1903 г. стал генерал-лейтенантом.

В русско-японскую войну 1904 – 1905 гг. Рузский участвовал в сражении на реке Шахэ, когда главнокомандующий А. Н. Куропаткин с целью упорядочения руководства решил разделить Маньчжурскую армию на три. Во главе 2-й Маньчжурской армии встал О. К. Гриппенберг (до назначения – командующий Виленским военным округом), на должность начальника штаба он взял Рузского.

Под Сандепу 12 – 16 января 1905 г. Куропаткин попытался вырвать у противника инициативу. Неудачное наступление армии Гриппенберга привело к конфликту с Куропаткиным, и Гриппенберг возвратился в Россию. С новым командующим армии А. В. Каульбарсом Рузский принял участие в Мукденской оборонительной операции. К этому времени во 2-й армии насчитывалось до 100 тыс. человек при 439 орудиях и 24 пулеметах. На полях Маньчжурии он получил бесценную практику руководства крупными войсковыми соединениями, опыт ведения оборонительных действий против сильного противника. Спустя десять лет ему пришлось столкнуться с учителями японцев – немцами. За Маньчжурскую кампанию Рузский получил ордена св. Анны 1-й степени с мечами и св. Владимира 2-й степени с мечами.

С конца 1906 по начало 1909 г. Рузский командовал 21-м армейским корпусом. В течение этих двух лет текущую деятельность ему приходилось прерывать длительными командировками и продолжительными отпусками, общее время которых составило около года (350 суток)2. Затем, в связи с неблагополучным состоянием здоровья, он был назначен в Военный совет, а одновременно произведен в генералы от инфантерии.

В Военном совете Рузский принял участие в разработке уставов и наставлений; именно он был соавтором “Устава полевой службы”, утвержденного 27 апреля 1912 года. Этот устав, по мнению советских исследователей, “являлся лучшим уставом в Европе накануне первой мировой войны. В нем наиболее полно и правильно освещались вопросы наступательного и оборонительного боя, а также действия войск в бою”3. В то же время устав 1912 г. всецело исходил из установки на краткосрочную войну, что являлось ошибкой генеральных штабов всех европейских стран.

Назначение Рузского в феврале 1912 г. помощником командующего войсками Киевского военного округа Н. И. Иванова было связано с определенной интригой. В 1911 г. штабы ряда военных округов выступили против нового плана развертывания, введенного военным министром В. А. Сухомлиновым. Во главе оппозиции выступил начальник штаба КВО М. В. Алексеев. Вынужденный подчиниться давлению, военный министр вернулся к старому плану, однако в июле 1912 г. Алексеев был отправлен в Варшавский военный округ – добывать командный ценз – на должность командира 13-го корпуса. Дабы держать контроль над событиями, еще ранее в КВО получил назначение протеже Сухомлинова – Рузский: “В Рузском я ценил человека, прекрасно знакомого с военным делом и способного к целесообразной продук-

________________________________________

тивной работе, – писал Сухомлинов. – Деятельность его на войне ценилась высоко, хотя телесно крепок он не был, и ему временно приходилось, по нездоровью, покидать ряды воюющих”4.

Автором измененного в 1911 г. сухомлиновского плана сосредоточения являлся генерал-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба Ю. Н. Данилов. Он вспоминал, что Рузский “был очень популярен в этом [Киевском] округе. Спокойный, рассудительный, прямой, хотя и несколько суховатый, но очень простой в обращении, одаренный достаточно твердым характером – он имел все данные, чтобы быть хорошим, в современном смысле, военачальником. К его мнениям всегда стоило внимательно прислушиваться. К сожалению, слабое здоровье генерала Рузского часто препятствовало полному проявлению его природных дарований, и он бывал вынуждаем, от времени до времени, отказываться от активной деятельности для более или менее продолжительного отдыха”5.

В соответствии с планами, разработанными на случай войны, Рузский должен был занять пост командующего 8-й армией, которая предназначалась для наступления против Австро-Венгрии; командующим 3-й армией становился туркестанский генерал-губернатор А. В. Самсонов. Однако в 1913 г. последовала перестановка: Брусилов, предназначавшийся на пост командующего 2-й армией, был перемещен из Варшавского военного округа в Киевский, Самсонову предстояло командовать 2-й армией, Брусилову – 8-й, а Рузскому досталась 3-я армия.

С объявлением мобилизации 16 июля 1914 г. Рузский и вступил в командование 3-й армией Юго-Западного фронта. Управление фронта формировалось на базе Киевского военного округа, начальником штаба фронта стал М. В. Алексеев. В связи с тем, что 3-й армии предстояло наносить главный удар по австро-венгерским войскам, начальник штаба округа В. М. Драгомиров – сын бывшего командующего – получил назначение начальником штаба 3-й армии. Рузский старался ослабить влияние честолюбивого Драгомирова, позволявшего себе фрондировать даже в отношении командующего фронтом генерала Н. И. Иванова. Для этого Рузский взял к себе генерал-квартирмейстером М. Д. Бонч-Бруевича, вступившего в войну командиром 176-го пехотного полка. Оба они являлись креатурами военного министра: по свидетельству генерала Н. Н. Головина, “Рузский был persona grata у генерала Сухомлинова”; ближайшим помощником Рузского являлся Бонч-Бруевич, которого военный министр почитал “за крупный военный талант”6.

В результате с самого начала в 3-й армии столкнулись две воли – командующего и его начальника штаба. Головин полагал, что Драгомиров возглавлял в армии “оппозицию” главнокомандованию Юго-Западного фронта. Среди офицеров Генерального штаба видели в Рузском “человека болезненного, слабохарактерного, не властного, а главное, за предвоенный период далеко отошедшего от вопросов оперативных в широком смысле”, тогда как в лице Драгомирова – “действительного руководителя оперативной части армии… На генерала Рузского он смотрел свысока, игнорировал его”7. Едва ли случайно, что Рузский в начале сентября 1914 г. при переводе на Северо-Западный фронт взял с собой только Бонч-Бруевича.

Для подъема боеспособности войск Рузский перед выступлением частей на фронт объехал ряд полков. Как вспоминал генерал Б. Н. Сергиевский, произнося речь перед 125-м пехотным полком, Рузский “просил нас верить нашему верховному командованию, объяснил, что Генеральный штаб внимательно изучает план грядущей войны, что давно уже знали, что война настанет, и что мы должны всеми силами беречь жизнь каждого солдата, что в войне ошибки неизбежны, и просил нас не судить слишком строго за эти

________________________________________

неизбежные ошибки и потери. Он прибавил, что вместо того, чтобы судить и искать ошибок, нам следует думать о своих непосредственных обязанностях и строже всего судить самих себя. Если каждый из нас выполнит свой долг полностью – успех будет обеспечен”8.

Согласно принятому плану войны, основной удар на Восточном фронте должен был наноситься против Австро-Венгрии. В четырех армиях Юго-Западного фронта сосредоточивалось до 60% всей русской армии – более 600 тыс. человек при 2 тыс. орудий. Зная о том, что немцы будут главный удар наносить против Франции, русское командование рассчитывало одновременно оттянуть на себя часть германских сил наступлением в Восточной Пруссии. Но первостепенной задачей считался разгром австро-венгерской армии в Галиции.

Главный удар на Юго-Западном фронте должна была наносить 3-я армия Рузского, являвшаяся наиболее сильной – 215 тыс. человек при 685 орудиях. Вместе с 8-й армией Брусилова (139 тыс. человек при 472 орудиях) 3-я армия составляла южное крыло фронта и должна была наступать с востока в австрийскую Галицию, на галич-львовском направлении. Рассчитывая на то, что противник сосредоточит свою главную группировку в районе Львова и севернее его, командование предполагало предпринять двойной охват австрийской армии: 5-я и 3-я армии должны были бить ее по фронту, а 4-я и 8-я армии – охватить с флангов.

Между тем начальник австрийского полевого генерального штаба Ф. Конрад фон Гётцендорф незадолго до начала войны изменил планы сосредоточения. Теперь австрийцы направляли главные силы против 4-й и 5-й русских армий, рассчитывая тем самым открыть себе дорогу в русскую Польшу. Против 3-й и 8-й русских армий располагалась 3-я австрийская армия Р. фон Брудермана (160 тыс. человек при 482 орудиях). Брудермана поддерживала армейская группа Г. Кёвесс фон Кёвессгаза (70 тыс. человек при 148 орудиях). Уже в ходе боев в район Львова с Сербского фронта по частям перебрасывалась 2-я австрийская армия Э. фон Бём-Эрмолли.

В состав 3-й армии Рузского входили три армейских корпуса, а также три кавалерийские дивизии и казачья дивизия. Из всех командармов только он увеличил пехотную массу вверенных ему соединений. В корпуса, каждый из которых состоял из двух пехотных дивизий, он влил еще по второочередной пехотной дивизии, в то время как в остальных армиях второочередные дивизии находились в резервах. Второочередные дивизии не имели пулеметов и получили слабую артиллерию, но все же усиливали мощь пехотного удара. Рузскому это принесло успех в первом же сражении.

Как только части 3-й армии перешли линию государственной границы, Рузский получил директиву начальника штаба фронта изменить направление движения армии и наступать севернее района Львова, выходя в тыл 4-й австрийской армии. В это время уже потерпели поражение русские армии северного крыла – 4-я и 5-я, и Алексеев принял решение бросить армии южного фланга на помощь северному, чтобы взять 4-ю австрийскую армию в кольцо. Однако, воспользовавшись тем, что колебавшийся Иванов не отдал прямого приказа, Рузский решил пренебречь директивой Алексеева и продолжил наступление на Львов. На этом решении настаивал Бонч-Бруевич, от которого Рузский зависел вследствие своей болезненности. Как писал военный историк, “Рузский, вообще человек со светлой головой, стратегическим чутьем и большим психологическим пониманием, страдал болезнью печени в тяжелой форме, что заставляло его прибегать к морфию и ставило в зависимость от сотрудников”9.

В ходе встречного сражения на р. Золотая Липа 13 – 14 августа австрийцы были сломлены и отошли на запад. В сражении на Гнилой Липе 17 – 18 августа

________________________________________

3-я австрийская армия была во второй раз разгромлена и отброшена к Львову. В боях восточнее Львова русские взяли трофеями 114 орудий.

Алексеев предполагал, закрывшись от 2-й и 3-й австрийских армий 8-й армией Брусилова, направить 3-ю армию Рузского в тыл австрийцам, окружить и уничтожить 4-ю и 1-ю австрийские армии. Начиная с 11 августа Алексеев повторял свою директиву четыре раза. Однако Рузский отдал приказ о движении на Львов. Сергиевский вспоминал: “Вместе со многими офицерами Генерального штаба я в том же 1914 г. удивлялся, в какой мере Рузский шел на поводу у своего начальника штаба, пресловутого Бонч-Бруевича”10. Неповиновение Рузского позволило противнику избежать окружения и поставило под угрозу весь замысел. Ситуацию удалось выправить лишь переброской из-под Варшавы 9-й армии П. А. Лечицкого.

20 августа 3-я армия вышла к Львову, который был взят без боя. В тылу же пресса представила взятие Львова как итог многодневной кровопролитной операции, увенчавшейся кровавым штурмом. 21 августа Николай II записал в дневнике: “Днем получил радостнейшую весть о взятии Львова и Галича! Слава Богу!.. Невероятно счастлив этой победе и радуюсь торжеству нашей дорогой армии!”11 За Львов, оставленный противником без боя, Рузский был удостоен беспрецедентной награды – одновременного награждения орденом св. Георгия 4-й и 3-й степени и стал первым георгиевским кавалером в мировую войну. Командарм, не выполнивший приказов штаба фронта и потому позволивший противнику избежать окружения, получил награду, а вскоре и повышен в должности.

Причина такой ненормальности проста: Ставка пыталась затушевать факт разгрома 2-й армии Самсонова в Восточной Пруссии. Для этого падение Львова подходило как нельзя более. Имя генерала Рузского стало известно всей России.

Своим движением на Львов Рузский разорвал внутреннее единство Галицийской битвы, фактически превратив единую фронтовую операцию в две отдельные армейские операции. Вдобавок, когда по южному крылу фронта австрийцы нанесли контрудар, он не пожелал помочь соседу, которому приходилось много хуже, – 8-й армии. Брусилов говорил о Рузском: “Человек умный, знающий, решительный, очень самолюбивый, ловкий и старавшийся выставлять свои деяния в возможно лучшем свете, иногда в ущерб своим соседям, пользуясь их успехами, которые ему предвзято приписывались”12. В войсках его воспринимали в качестве отличного командира: “Генерал Рузский был подлинным героем, которого офицеры и солдаты боготворили; все безусловно доверяли его знаниям и его военному гению”13. И неудивительно, его 3-я армия шла от победы к победе, от наград к наградам.

Чтобы не оставить в окружении две-три армии, Конрад, не сумев вырвать победу разгромом 3-й и 8-й русских армий, в ночь на 31 августа приказал отступать. Это был результат наступления 9-й, 4-й и 5-й армий русских.

3 сентября 1914 г. Рузский сменил Я. Г. Жилинского в должности главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта. Он стал первым командармом, получившим такое повышение. Фронт включал три армии общей численностью 435 тыс. человек. Назначение Рузского произвело благоприятное впечатление на войска и штабы. Офицер штаба фронта Ю. Плющевский-Плющик отметил: “К этому назначению все отнеслись с полным доверием, а приветливый и спокойный вид генерала Рузского еще более усилил это впечатление. Новый главнокомандующий, первое, что сделал, обошел все помещения, поговорил с каждым и вообще дал понять, что он человек доступный, с которым можно работать не только исполняя приказания, но и высказывая свое мнение. Дай бог ему успеха, но тяжелое на-

________________________________________

следство он принял”14. Слава “победителя Львова” влияла на отношение к Рузскому в войсках.

Теперь генерал должен был действовать против немцев, а не австрийцев. Разница между ними сознавалась еще до войны, а в ее ходе лишь подтвердилась. В новой должности Рузский провел крупнейшие операции осени 1914 г. – Варшавско-Ивангородскую наступательную и Лодзинскую оборонительную.

Потерпев поражение на Западе, в битве на Марне, 10 сентября немцы начали отступление во Франции. Чтобы не подвергать опасности Берлин, германское командование перегруппировало силы и, получив в подкрепление две австро-венгерские армии, 15 сентября предприняло наступление на Средней Висле. Овладев двумя переправами – крепостью Ивангород и Варшавой, немцы могли запереть русских в Польше и предотвращали удар по Берлину.

Действительно, русская Ставка намеревалась нанести на Берлин удар по кратчайшему направлению. Для этого 2-я армия Северо-Западного фронта должна была подтянуться к Варшаве, а 4-я и 5-я армии Юго-Западного – к Ивангороду. Общее руководство этими армиями было возложено на Иванова и Алексеева, ввиду неопытности реорганизованного штаба Рузского. Ставка предписала ему отправить 2-ю армию к Варшаве, передав ее Юго-Западному фронту. Однако, не заметив перегруппировки немцев, Рузский продолжил медленное отступление, хотя перед его тремя армиями (1-я, 2-я, 10-я) осталось лишь 2,5 корпуса 8-й германской армии. Преувеличенное мнение о качестве германской военной машины перерастало в своеобразную “германобоязнь”, охватившую Рузского и его подчиненных. Теперь он всемерно перестраховывался, не желая портить свою львовскую репутацию.

Не сумев с ходу захватить Ивангород, Э. Гинденбург бросил на Варшаву ударную группу А. фон Макензена в составе трех корпусов. 25 сентября немцы заняли Лодзь и на следующий день подошли к Варшаве. В боях 28- 29 сентября немцы прижали Варшавский отряд к Висле и заняли ряд предместий. Варшава готовилась к эвакуации. Столицу Польши спасли подошедшие эшелоны с 1-м Сибирским и 4-м армейским корпусами. Так как польскую столицу непосредственно защищала 2-я армия Северо-Западного фронта (2 октября, уже после кризиса в Варшавском сражении15, эта армия была возвращена в состав СЗФ), хотя ответственность за операцию нес штаб Юго-Западного, вся слава досталась Рузскому, практически не имевшему отношения к обороне Варшавы. Польские деятели настаивали на преподнесении ему (поляку по происхождению) почетной шпаги “За спасение Варшавы”. Рузский отказался, однако в памяти общественности, помимо Львова, его имя стало прочно связываться также и с отражением германского наступления на Варшаву в 1914 году.

Контрнаступление русской армии началось 8 октября. Медленно сосредотачиваясь на левом берегу Вислы, русские фронты готовились к очередной попытке наступления на Берлин, но немцы уже проводили перегруппировку. Подготавливая наступление в Германию, верховный главнокомандующий потребовал от фронтов представить собственные идеи по этому поводу. Рузский предложил наступать тремя группировками от Восточной Пруссии до Галиции. Ударная группировка – 2-я, 5-я, 4-я армии. 1-я армия прикрывает ее со стороны Восточной Пруссии. Фактически Рузский предложил разделить разросшийся Северо-Западный фронт на два16, сознавая, что одновременно руководить наступлением вглубь Германии и сковывать восточно-прусскую группировку противника нелегко. Но эта разумная мера была проведена только год спустя.

________________________________________

22 октября верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич представил командующего фронтом к награждению орденом св. Георгия 2-й степени. За две недели до того к такой же награде был представлен главнокомандующий Юго-Западным фронтом Н. И. Иванов. К началу войны в России насчитывалось всего девять кавалеров ордена св. Георгия 3-й степени, а кавалеров 2-й степени – ни одного17. Теперь бывший начальник и подчиненный сравнялись друг с другом. Беспрецедентная награда в виде двух орденов св. Георгия выражала оценку действий 3-й армии и лично Рузского в ходе Галицийской битвы верховным главнокомандующим. Месяцем раньше Рузский был пожалован вензелем генерал-адъютанта.

29 октября 9-я армия Макензена нанесла удар в стык между 2-й армией С. М. Шейдемана, готовившейся в Лодзи к наступлению на Берлин, и 1-й армией П. К. Ренненкампфа, подтягивавшейся к Ловичу от Варшавы. Тактической целью удара ставилось окружение 2-й русской армии в Лодзи и ее уничтожение, стратегической – срыв готовившегося на 31 октября наступления вглубь Германии. Действия 9-й германской армии поддерживали три австро-венгерские армии и немецкая группа Р. фон Войрша.

На этот раз Рузский не сумел четко сориентировать своих подчиненных в задачах готовившегося наступления. Участник войны вспоминал: “Рассудительность” его доходила до крайних пределов. Самый простой и ясный вопрос он обсуждал настолько продолжительно, что даже надоедало слушать офицерам его партии на полевых поездках… “Тяжкоум”… Конечно, с такой особенностью духовного склада трудно быстро разгадать план противника или группировку его сил только по признакам, а не по разведкам, которые надо к тому же тщательно проверить”18. Русское командование готовило удар по обороне противника в Познани, к западу от Вислы, а получило атаку с севера за два дня до окончания сосредоточения для наступления. Тем самым планирование рушилось в самом начале: теперь уже приходилось обороняться.

Оттеснив 5-й Сибирский и 2-й армейский корпуса, немцы приступили к окружению 2-й армии в Лодзи. В то время в штабе Северо-Западного фронта еще не придавали должного значения сражениям, развернувшимся на северном фланге 2-й армии. Рузский считал начавшееся сражение боями местного характера, а отход сибиряков объяснял неустойчивостью войск и неумением начальников. В Ставке же еще 31 октября полагали, что германцы только-только начали свою перегруппировку и боями на северном фасе пытаются прикрыть свой истинный замысел. В итоге, несмотря на общее превосходство в силах, русские оказались слабее противника на направлении главного удара. К тому же Макензен бросил в тыл русским 25-й резервный корпус Р. фон Шеффер-Бояделя.

2 ноября противник вклинился между 1-й армией Ренненкампфа и 2-й – С. М. Шейдемана, началось оттеснение 1-й армии за Вислу и Варту и окружение 2-й армии. 4 ноября развернулись бои вокруг Лодзи. В это время командармам пришлось действовать по своему усмотрению, в связи с отъездом главкома в тыл. Как отмечено во введении к сборнику документов о Лодзинской операции, “штаб фронта и, главное, Рузский, по-видимому, не сознавали, что исключительная обстановка требует исключительных мер. Вместо того, чтобы лично вести ударную группу 1-й армии на выручку 2-й и 5-й армий, Рузский все это дело возложил на Ренненкампфа, а сам с оперативным отделом штаба фронта выехал из Варшавы подальше в тыл – Седлец (200 – 250 км от фронта)”19. 8 ноября немцы ворвались на юго-восточную окраину Лодзи, и лишь решительным контрударом всех войск, что оказались под рукой, Шейдеман сдержал этот натиск. К 9 ноября в ходе развития Лод-

________________________________________

зинской операции образовался “слоеный пирог”: ударная германская группа, почти уже окружив русских в районе Лодзи, сама попала в окружение после перехода 1-й и 5-й армий в контрнаступление. Но, используя ошибки русских штабов, Шеффер сумел вырваться из окружения.

К концу ноября Людендорф получил еще четыре корпуса, переброшенных из Франции, после чего бои на левом берегу Вислы разгорелись с новой силой. Испытывая недостаток боеприпасов и понеся большие потери, командующий фронтом решил не рисковать и отдал, под предлогом улучшения обстановки, приказ об отступлении. 23 ноября немцы без боя вошли в Лодзь, которую три недели, истекая кровью, отстаивала 2-я армия. Этот отход к Висле позволил австро-венграм удержать Краковский укрепленный район, который в это время штурмовала 3-я армия, и отступление русских к Висле стало общим.

Следуя своему правилу всегда оставаться победителем, Рузский нашел виновных в неудаче Лодзинской оборонительной операции. Ими стали командующие армий Ренненкампф и Шейдеман. Еще в октябре был смещен командарм 10-й В. Е. Флуг. Таким образом, Рузский умудрился за осень поменять всех своих командармов; лавры победителя всегда доставались штабу фронта, а ответственными за поражения неизменно становились подчиненные.

Наиболее ярко это обстоятельство проявилось в Августовской оборонительной операции зимы 1915 г., где понесла поражение 10-я армия Ф. В. Сиверса – очередного козла отпущения для Рузского. 25 января немцы перешли в общее наступление против флангов 10-й армии, стремясь осуществить двойной охват. Как только выяснился германский маневр превосходящими силами и невозможность оказать своевременную помощь, начальник штаба 10-й армии А. П. Будберг затребовал у штаба фронта приказа на отход. Однако Рузский не согласился, так как это не согласовывалось с планом намечаемого наступления на Кёнигсберг, разработанным штабом фронта. В результате отступление Сиверса приняло беспорядочный характер; в “котле” остался 20-й армейский корпус П. И. Булгакова, который отходил последним. 8 февраля, исчерпав возможности сопротивления, остатки 20-го армейского корпуса сдались в плен. Общие потери русской армии в Августовской операции составили 56 тыс. человек и 185 орудий. Планы нового наступления в Восточную Пруссию провалились, а попытка зимнего контрнаступления привела к неоправданным жертвам под Праснышем. Сиверс был отстранен от командования и вскоре покончил жизнь самоубийством. Рузский в очередной раз вышел сухим из воды, а 4 командарма за 5 месяцев – это своеобразный “рекорд” одного из “видных военных деятелей России” периода первой мировой войны20.

Назревало генеральное наступление немцев. 13 марта 1915 г. Рузский заболел и оставил театр военных действий. Командование фронтом перешло к Алексееву. Даже верный помощник Рузского Бонч-Бруевич не без ехидства отметил: “Весной 1915 г. генерал Рузский заболел и уехал лечиться в Кисловодск. Большая часть “болезней” Николая Владимировича носила дипломатический характер, и мне трудно сказать, действительно ли он на этот раз заболел, или налицо была еще одна сложная придворная интрига”21. Существует, правда, и другая точка зрения на смену главнокомандующего Северо-Западным фронтом: “Ее инициатором выступил Николай II, который под предлогом необходимости лечения отозвал Рузского с фронта, заменив его генералом М. В. Алексеевым”22. До конца лета Рузский лечился в Ессентуках.

В тылу старались не дать армии забыть об одном из своих военачальников. Усилиями друзей Рузского из стана либеральной оппозиции его имя

________________________________________

постоянно держалось на страницах печати; в тыловых частях разучивали песню “С нами Рузский, с нами генерал!”23 К месту и не к месту упоминалось взятие Львова и сражения в Польше. Наряду с другими, Рузский участвовал в развязывании “шпиономании”, охватившей воюющую страну. Она была выгодна оппозиции, так как давала повод для обвинения политического режима во всех грехах, ибо на первый план выпячивалось “предательство”. Пока еще обвиняли изменников и “немцев”, в августе уже обвиняли императрицу, а с конца 1916 г. – императора.

С Рузским служили наиболее деятельные сторонники “охоты на ведьм”. Это М. Д. Бонч-Бруевич (родной брат ближайшего соратника В. И. Ленина). Бонч-Бруевич особенно отличился в “деле Мясоедова”, послужившем своеобразным сигналом к грядущему моральному разложению действующей армии24. Это и непосредственный исполнитель репрессий – полковник Н. С. Батюшин – начальник контрразведки фронта. Именно он арестовывал сотни людей по подозрению в шпионаже, не затрудняя себя поиском доказательств мнимой “измены”. После смены своего покровителя Батюшин был отправлен командовать кавалерийским полком: Алексеев не поддерживал “шпиономанию”. Но как только в августе 1915 г. Рузский получил в командование Северный фронт, Батюшин возглавил в его штабе отдел разведки и контрразведки.

Одновременно с отставкой Рузский был назначен членом Государственного совета, что позволяло ему вращаться в придворных и правительственных сферах. Дело в том, что под влиянием неудач на фронтах в Петрограде планировалась смена ряда членов правительства. В числе кандидатов на пост военного министра фигурировали генералы А. А. Поливанов и Рузский. Оба в свое время воевали в 1877 – 1878 гг. в рядах лейб-гвардии Гренадерского полка; оба были ранены в бою под Горным Дубняком. Оба – креатуры Сухомлинова с той разницей, что Поливанов разошелся со своим патроном, после чего в 1912 г. был убран из Военного министерства, но оставлен в Государственном совете.

Военным министром был назначен Поливанов, но он не забыл своего соратника. Летом 1915 г. Поливанов и действовавший заодно с ним главноуправляющий ведомством земледелия А. В. Кривошеин настаивали перед царем на замене начальника штаба верховного главнокомандующего Н. Н. Янушкевича Рузским. Когда по столице прошла первая информация о том, что Николай II намерен лично встать во главе армии, заняв пост верховного главнокомандующего, все прекрасно понимали, что реальным главковерхом будет начальник штаба царя; Поливанов и Кривошеин, разумеется, стремились заранее заручиться своим кандидатом на эту должность.

Спустя неделю после назначения управляющим Военным министерством Поливанова с поста командующего 6-й армией, прикрывавшей столицу со стороны Балтийского побережья, был снят К. П. Фан-дер-Флит. Командую-

________________________________________

щий 6-й армией постоянно находился в контакте с императором и Военным министерством. Фан-дер-Флит был отправлен в Государственный совет, а на его место назначен Рузский. В этот день, 30 июня, на докладе у царя Поливанов говорил: “По этому поводу я обратил внимание, что необъявление в печати даже о назначении главнейших вождей нашей армии ведет к тому, что для неприятеля имена наших полководцев не остаются секретом, как и для нас имена полководцев неприятельских, а Россия о своих не знает. А между тем, объявление о возвращении к армии столь популярного генерала, как Рузский, и притом известие о возложении на него обороны путей к Петрограду, как к нервному центру страны, произвело бы на общество успокаивающее впечатление”25.

Как пишет М. Ф. Флоринский, Поливанов ставил Рузского на эту должность с расчетом, что в дальнейшем ему удастся стать верховным главнокомандующим или, как минимум, начальником его штаба. Николай II благоволил генералу: “Репутация талантливого полководца, которую сумел приобрести Н. В. Рузский, позволяла видеть в нем человека, способного остановить германское наступление. Популярность Рузского в общественных кругах давала возможность надеяться на то, что привлечение его к командованию армией на высшем уровне смягчит ожидавшуюся негативную реакцию этих кругов на отставку Николая Николаевича”. В столице распространился слух, что новая Ставка будет располагаться в Петрограде, почему Рузский и был назначен командовать 6-й армией26. Между тем и великий князь Николай Николаевич ходатайствовал перед императором о назначении Рузского.

Рузский, несмотря ни на что, оставался популярен в среде генералитета. Фронтовое офицерство также воспринимало его в качестве одного из лучших военачальников. Характерная запись в дневнике подвизавшегося на Северо-Западном фронте великого князя Андрея Владимировича от 2 августа: “Он все же гений в сравнении с Алексеевым, он может творить, предвидеть события, а не бежит за событиями с запозданиями. Кроме того, в него верили, а вера в военном деле – почти все. Вера в начальника – залог успеха… Мечта всех, что Рузский вернется, вера в него так глубока, так искренна и так захватила всех, без различия чинов и положения в штабе, что одно уже его возвращение, как электрический ток, пронесется по армии и поднимет тот дух, который все падает и падает благодаря тому, что Алексеев не знает об его существовании”27. Сравненивая двух командующих, он оставлял в стороне, что Алексеев, обороняясь летом 1915 г. против превосходящих сил противника на три фронта, не оставил врагу в полевых сражениях ни одной дивизии в “котлах”, которые ему не раз готовили немцы. Рузский же, имея примерное равенство сил с врагом, в ходе Августовской операции потерял четыре дивизии 20-го корпуса в “котле”. А теперь оказывается, что Рузский вселял в войска моральный дух, в то время как Алексеев и вовсе “не знает о его существовании”. Но именно такие мнения влияли на Ставку и императора. Совет министров в заседании 8 июля 1915 г. учредил Особый комитет для согласования мероприятий, проводимых в Петрограде военными и гражданскими властями. Председателем этого комитета стал командующий Северного фронта Рузский, а его помощником – начальник Петроградского военного округа П. А. Фролов28. Но вскоре Рузского ожидало новое назначение.

3 августа на совещании в Волковыске верховный главнокомандующий решил разделить Северо-Западный фронт СЗФ на Северный и Западный. Главнокомандующим Западным фронтом оставался Алексеев, а на Северный фронт был назначен Рузский, который вступил в должность в ночь на 18 августа. Вскоре произошла и смена состава Ставки: начальником штаба стал Алексеев. Западный фронт принял А. Е. Эверт. О назначениях августа

________________________________________

Поливанов писал: “Назначения эти, объявленные для всеобщего сведения в газетах, были встречены в Государственной думе и в обществе с чувством большого удовлетворения. Говорили, что наконец-то энергичный великий князь, главнокомандующий, будет иметь около себя умудренного большим военным опытом советника в лице генерала Алексеева и что с возложением на победоносного полководца генерала Рузского защиты Северного фронта можно считать столицу и военную базу Петрограда вне опасности”. А. М. Зайончковский в примечании к этой фразе отметил: “Победоносным талантам Рузского верило далеко не большинство общества, а тем более военного”29.

Сепаратизм Рузского проявился немедленно – в ходе сентябрьского наступления немцев на стыке Северного и Западного фронтов с целью окружения 10-й русской армии. В ходе боев 28 – 30 августа 5-я армия Северного фронта была оттеснена к Западной Двине, а 10-я армия Западного фронта – к реке Вилия. Образовавшийся между фронтами участок оказался оголен, что позволило противнику наступать на Вильно и Минск. 1 сентября немцы ворвались в Молодечно, от которого по прямой до Минска оставалось лишь 60 верст. 3 сентября пал Вильно. Когда в Ставке осознали, что Рузский намеревается не атаковать, а лишь пассивно обороняться, резервы передали в ведение Эверта, получившего задачу провести контрудар. 9 сентября 2-я армия при поддержке кавалерийских корпусов, наступавших на стыке 2-й и 5-й армий, перешла в общее контрнаступление. Это спасло 10-ю армию от окружения.

Чем же занимался штаб Северного фронта, когда решался исход боев за Литву и над Минском нависла угроза? Оказывается, проведением очередных мер в духе излюбленной Рузским кампании шпиономании. 8 сентября 1915 г. Рузский по телеграфу предложил Совету министров заменить всех немцев, занимающих административные должности в Прибалтийском крае, лицами русского происхождения. По мнению Рузского, это было необходимо для успокоения латышей. Одновременно он настаивал на полной замене эстляндской администрации, высылке всех пасторов из прибалтийских губерний,’ эвакуации всех мужчин из Лифляндской губернии и т.д.30 Иными словами, в то время, как немцы рвались к Минску, главнокомандующий войсками фронта искал шпионов в своем тылу.

В декабре 1915 г. Рузский вновь заболел и, сдав должность П. А. Плеве (в марте 1916 г. его сменил А. Н. Куропаткин), всю зиму лечился на Кавказских Водах.

Находясь в тылу, он не думал оставаться без дела. По наблюдению Брусилова, Рузский имел “особые счеты” с начальником штаба верховного главнокомандующего и стремился теперь стать помощником царя-главковерха, “то есть сесть на шею Алексееву. Или же, если это не удастся, то стать главкоюзом мне на смену, так как по состоянию его слабого здоровья он плохо переносил климат Пскова и стремился к теплу”31.

Алексеев делал все от него зависевшее, чтобы не допустить подобного развития событий. После назначения Брусилова на Юго-Западный фронт Алексеев писал ему: “С занятием Вами поста главнокомандующего Вы сделались предметом, с одной стороны, зависти, а с другой – сплетен и выдумок… Вы не должны смущаться такими слухами: они неуместны…” Алексеев опровергал слухи о якобы непрочном положении Брусилова: “До настоящего времени государь император даже намеком не выразил намерения учредить какой-то Верховный совет [обороны], который ничего, кроме вреда… принести не может… К области сплетен относится и слух о назначении генерал-адъютанта Рузского на Юго-Западный фронт… Его величество ни разу не высказал своих намерений привлечь его снова к главнокомандованию”32.

________________________________________

По мнению Бонч-Бруевича, Рузскому протежировал Г. Е. Распутин, хотя генерал желал сохранять это в тайне. Во всяком случае ему удалось вернуться на свой фронт, невзирая на постоянные болезни. Участник войны вспоминал, что Рузский – это “болезненный, геморроидальный старик, не обходившийся без сестры милосердия еще в японскую войну. Он считался хорошим стратегом и сделал блестящую карьеру в большую войну, где под конец командовал Северным фронтом”33. Как только встал вопрос о направлении не оправдавшего ожиданий Ставки Куропаткина в Туркестан, его преемником стал Рузский. По словам Бонч-Бруевича, “через несколько дней, когда высочайший рескрипт о назначении Рузского был подписан, Распутин сделал попытку встретиться с ним, но Николай Владимирович отклонил переданное ему через третьих лиц предложение и уехал в Псков”34.

Заняв должность 1 августа 1916 г., Рузский немедленно отменил подготовку десантной операции на побережье Рижского залива. О намерениях Рузского можно судить по записям Куропаткина, сделанным, когда он передавал командование Рузскому: “На вид совсем поправился. Но согбенный. Глаза ясные, умные… сознает трудность задачи, принятой от меня. Выслушав о положении дел, тоже высказал, что наши начальствующие лица не хотят считаться с опытом войны и продолжают лезть на укрепленные позиции, как бы лезли в чистом поле. Сказал, что десантную операцию считает делом очень рискованным… Согласился, что надо недоверие, некоторое, к начальствующим лицам и проверка того, что они хотят перед операцией делать”35. Отмена недостаточно разработанной десантной операции была оправданной мерой, однако Рузский и сам ничего придумывать не стал: помощи армиям Брусилова, дравшимся южнее Полесья, с севера оказано не было. Впрочем, и Алексеев отказался от намерения сдвинуть с места Северный фронт – слишком много времени было упущено. В этот момент уже было известно о предстоящем вступлении в войну Румынии, а потому резервы должны были отправляться на юг, в развитие Брусиловского прорыва. Алексеев сообщал Рузскому 17 августа, что “войска, расположенные севернее Полесья, нужно рассматривать как резерв, из которого мы можем черпать подкрепления южному фронту для достижения им, сообразуясь с обстановкой, существенной важности задач, которыми определится судьба текущей кампании, а может быть, и войны. К северу от Полесья нужно прочно сохранить свое положение, улучшить его чем можно при помощи частных ударов, а главное – копить силы и средства как для содействия южному театру, так и для перехода в наступление, когда создастся благоприятная обстановка”36. Таким образом, Ставка сама обосновала пассивность армий Северного фронта во второй половине 1916 года.

Фронтовое “затишье”, помимо собственно командных забот, Рузский посвятил занятиям военной теорией. Большие потери Брусиловского прорыва были обусловлены как фактором “позиционного тупика”, так и копированием устаревших тактических приемов, примененных на французском фронте. Военачальники понимали, что следует обобщать и свой, отечественный опыт. Рузский, в частности, высказывался о неприменимости французских рекомендаций ведения войны к русским условиям37.

Оперативно-стратегические взгляды Рузского выявились на совещании высшего генералитета в Ставке 17 – 18 декабря 1916 года. Он предложил нанести удар на стыке Северного и Западного фронтов в общем направлении на Свенцяны. То есть, по сути, предлагался тот же самый план, что был принят и для 1916 года. Тот самый план, что был так “успешно” провален предшественником, Куропаткиным, а затем вовсе не использован и самим Рузским. Это что касается совместной операции фронтов. В случае же реше-

________________________________________

ния проводить отдельные фронтовые операции, он предлагал сконцентрировать усилия армий Северного фронта в районе Рижского плацдарма, стремясь сдвинуть весь германский фронт с севера на юг. Для удара на Ригу Рузский требовал себе дополнительно 3 – 4 корпуса и обеспеченность боеприпасами. При этом четыре корпуса позволили бы, по словам Рузского, занять Митаву, но для движения дальше – нужны будут еще резервы. Таким образом, мысль главкосева (как именовалась в телеграфной переписке должность главнокомандующего армиями Северного фронта) не выходила далее пределов наступательной операции его фронта, хотя итоги кампании 1916 г. отчетливо показали, что разрозненные действия русских фронтов позволяли австро-германцам маневрировать своими немногочисленными резервами и удерживать оборону.

19 января 1917 г. Рузский вновь представил Алексееву соображения, в которых утверждал, что главный удар следует наносить севернее Полесья, ибо именно там стоят основные силы главного противника – Германии. Помимо прочего, он отмел предположения о сильном укреплении противником Восточной Пруссии, ссылаясь на то, что Луцкий (Брусиловский) прорыв привел к гораздо большим потерям, нежели предшествовавшие попытки овладеть Восточной Пруссией. Правда, он не упомянул, что Юго-Западный фронт все же имел по сравнению со всеми прочими успех, в то время как Пруссию немцы удачно отстаивали. В итоге Рузский предложил вариант совместного наступления Западного и Юго-Западного фронтов в Польшу38.

Все главнокомандующие фронтами и на совещании и впоследствии, в записках на имя Алексеева, отметили преимущество противника в маневре, достигаемое использованием внутренних операционных линий, чего были лишены русские после потери железнодорожной сети приграничных районов. Поэтому, например, Брусилов говорил, что “мы можем парализовать их [немцев] преимущество в этом отношении лишь в том случае, если будем действовать одновременно на всех фронтах”. По поводу транспортной проблемы Рузский указал, что за три месяца распутицы возможно совершить любые перегруппировки, однако “нам необходима рокадная линия вдоль Двины… Противник, пользуясь железными дорогами, может сосредоточить ударную группу и прорвать наш фронт где угодно, мы же, не имея рокадных путей, не в состоянии даже поддержать наши части”39. Вдобавок, такая линия способствовала бы улучшению снабжения Северного фронта, который зимой 1917 г. первым стал испытывать нехватку продовольственных припасов.

Согласно плану кампании 1917 г., главный удар наносил Юго-Западный фронт в общем направлении на Львов. Северный и Западный фронты проводили ряд вспомогательных операций на Шавли и Вильно. Румынский фронт обязывался занять Добруджу. Зная Рузского и Эверта, Алексеев более не доверил им главного удара, ограничив их действия ударами севернее Полесья вне связи с Юго-Западным фронтом. В то же время, чтобы не позволить двум фронтам ограничить себя решением локальных задач, заведомо обрекая себя на неуспех, Алексеев предусматривал совместные действия Северного и Западного фронтов в наступательных операциях севернее Полесья. Для этого по указанию Рузского начальник штаба Северного фронта Ю. Н. Данилов составил “соображение о комбинированном наступлении армий Северного и Западного фронтов”.

Рузский твердо держался принципа повышения властных прерогатив главнокомандующих фронтами, независимых от Ставки. Продолжая свою линию, проводимую с начала войны, на совещании Рузский заявил, что обстановка на фронтах виднее главнокомандующим фронтами. По его мыс-

________________________________________

ли, Ставка не имеет возможности обнять всех мелочей, а потому может лишь выдвигать задачи, предоставляя их исполнение всецело в руки фронтового командования (“иначе мы не командующие”)40.

Последней войсковой операцией, проведенной под руководством Рузского, стало наступление 12-й армии на Митаву в конце 1916 года. Характерно, что он устранился от ответственности за исход операции, всецело переложив ее на Р. Д. Радко-Дмитриева, командующего 12-й армией. При этом резервов для развития успеха армия не получила, и ее атаки вскоре захлебнулись.

Главнокомандующему армиями Северного фронта Рузскому принадлежала одна из ключевых ролей при отречении Николая II. Сам генерал сделал все, чтобы оказаться в центре событий, приведших к падению монархии.

К зиме 1917 г. общее недовольство императором и его супругой достигло апогея. Царь рассчитывал на успех готовившегося весеннего наступления, которое должно было заложить основу победы в войне. В свою очередь либералы, сознавая, что русская армия никогда ранее не была столь насыщена техникой и резервами, опасались, что власть, которая пока еще может быть перехвачена из рук монарха, окончательно станет недосягаемой. В этой ситуации ставка была сделана на дворцовый переворот. После убийства Распутина заговорщики посетили ряд высокопоставленных генералов, пытаясь убедить их в необходимости смещения царя. Среди них был и Рузский. Пытаясь выгородить своего соратника, в эмиграции А. И. Деникин писал, что в Севастополь к Алексееву приезжали деятели оппозиции и просили совета, как не допустить армию к подавлению готовившегося переворота. Алексеев якобы отказался от участия в перевороте, но те же люди, посетив Рузского и Брусилова, получили согласие, а потому продолжали подготовку переворота.

Получив первые сведения о начавшихся в Петрограде беспорядках, 28 февраля император выехал из Ставки, направляясь к своей семье, находившейся в Царском Селе. Однако еще 27 февраля Рузский послал ему телеграмму, высказавшись за желательность переговоров с оппозицией и о неизбежности уступок: “Позволяю себе думать, что при существующих условиях меры репрессии могут скорее обострить положение, чем дать необходимое длительное удовлетворение”. Е. И. Мартынов подметил, что “таким образом, генерал Рузский был первым из высших военных начальников, который решился открыто высказать свою солидарность с прогрессивным блоком Государственной думы, хотя и в довольно туманных выражениях”41.

В связи с тем, что царский поезд не смог напрямую пробиться в столичный район, 1 марта он свернул на Псков, где располагалась штаб-квартира Северного фронта. Очевидно, что император рассчитывал на лояльность своих генералов, а следовательно, на успешное руководство подавлением восстания из Пскова – с помощью Рузского и из Ставки – с помощью Алексеева, в руках которого находились все нити управления армией. Однако Николай II обманулся в своих ожиданиях: и Алексеев и Рузский уже пришли к убеждению, что отречение царя неизбежно во имя сохранения монархии как таковой. Генералы полагали, что переворот станет верхушечным, не затронув широких масс населения и самого государственного устройства России. Простой размен одного царя на другого – так заверяли генералов оппозиционные политиканы, и генералитет невольно сыграл роль катализатора революционных событий.

Император рассчитывал на безусловную лояльность Рузского – карьера генерала в период первой мировой войны отчетливо говорила за это. Но имелись и негативные сведения, поступавшие от агентов охранки, и царь знал о контактах своих военачальников с оппозиционерами. Министр внут-

________________________________________

ренних дел А. Д. Протопопов записал в дневнике беседу с царем в конце сентября: “Гучков – Юань Шикай. И он дружен и в переписке со всеми фрондерами – Куропаткиным, Рузским, Кривошеиным и даже с Алексеевым”42. Как представляется, Николай II надеялся, что его собственные благодеяния, оказанные Рузскому, должности, награды, перевесят влияние оппозиционеров. Сразу по прибытии императора в Псков позиция Рузского отчетливо определилась – по воспоминаниям членов царской свиты, командующий немедленно, еще на перроне, куда прибыл царский поезд, заявил, что “теперь надо сдаться на милость победителя”, подразумевая под победителем мятежную столицу и ее думских руководителей. Стало ясно, что на организацию карательных действий здесь рассчитывать не приходится. Вскоре царю стала известна и точка зрения Алексеева, который также поддержал требование отречения.

Роль Рузского в событиях начала марта заключалась в том, что именно он оказывал непосредственное давление на царя, вынуждая его отречься. В ночь на 2 марта Рузский долго один на один беседовал с царем, а ночью – с председателем Государственной думы М. В. Родзянко. Рузский передавал императору все требования Родзянко, присовокупляя и собственное согласие с теми, удовлетворение каковых якобы позволит сохранить монархию и династию. Первоначально задачей ставилось образование “ответственного министерства” (формируемого парламентом), затем – уже отречение.

Для давления на царя использовалось все – и телеграммы из столицы и Ставки, и ложные сведения о движении на Псков “революционных отрядов”, и, наконец, мнения помощников Рузского, разделявших его точку зрения. Один из них, Данилов, вспоминал: “Генерал Рузский всегда и со всеми держал себя непринужденно просто. Его медленная, почти ворчливая по интонации речь, состоявшая из коротких фраз и соединенная с суровым выражением его глаз, смотревших из-под очков, производила всегда несколько суховатое впечатление, но эта манера говорить хорошо была известна государю и была одинаковой со всеми и при всякой обстановке. Спокойствия и выдержки у генерала Рузского было очень много, и я не могу допустить, чтобы в обстановке беседы с государем, проявлявшим к генералу Рузскому всегда много доверия, у последнего могли сдать нервы. Вернее думать, что людская клевета и недоброжелательство пожелали превратить честного и прямолинейного генерала Рузского в недостойную фигуру распоясавшегося предателя”43. Здесь речь идет о слухах, что Рузский якобы чуть ли не силой вырвал отречение. Вместе с тем мощь оказанного Рузским давления на императора отрицать нельзя – фактически Николай II оказался в плену штаба Северного фронта. Попытка императора найти опору в лице Ставки провалилась, как только пошли первые телеграммы от Алексеева. Рассчитывать на поддержку других фронтов не приходилось, ибо точно так же рассчитывали и на Рузского.

Рузский уже 3 марта в телеграмме Алексееву недвусмысленно указал: “Командующим армиями обстановка внутри империи мало известна, поэтому запрашивать их мнение считаю излишним”. После того, как 2 марта все главнокомандующие фронтов прислали императору телеграммы о необходимости отречения, дело монархии в России окончательно решилось. Император не получил поддержки со стороны тех, кого он сам же выдвинул и кто был во многом ему обязан своей карьерой.

Генералы полагали, что проблема заключается исключительно в том, чтобы убрать с престола скомпрометированную фигуру Николая II, после чего обстановка нормализуется: воодушевленная страна будет воевать с удвоенной энергией, династия обновится, контроль над жизнью государства

________________________________________

возьмет в свои руки Государственная дума. Так тогда думали многие. Например, бывший военный министр А. Ф. Редигер считал, что “если начальник штаба государя Алексеев и главнокомандующий Рузский не поддержали государя, а побуждали его подчиниться требованиям, исходившим из Петрограда, то это произошло потому, что они видели во главе движения избранников народа, людей, несомненно, почтенных, и видели в этом доказательство тому, что и вся революция отвечает воле народа”44. Генералы и подумать не могли, что еще до того, как они поддержали парламент, они уже превратились в пешки на российском политическом поле. Их действия определялись поступавшей из Петрограда информацией, той, которой хотелось верить, и которая поэтому расценивалась как достоверная. Граф Д. Ф. Гейден вспоминал о Рузском: “Это был благородный человек, любивший свою родину, с большим здравым смыслом, независимый и самостоятельный в своих мнениях, так как выше всего ценил правду. И если действительно виновен, что был последней каплей, воздействовавшей на государя при принятии последним решения, погубившего в конце концов Россию, то сделал это только думая, что все уже кончено, раз весь Петербург с великими князьями включительно присягнули Временному правительству, и желая дать возможность государю сделать это якобы по своему почину, а не быть скинутым против своего желания, мятежниками”45. И это действительно так. Тем не менее, царь не простил Рузского – его, единственного из всех главкомов. Будучи в Екатеринбурге в заключении, Николай II сказал: “Бог не покидает меня. Он дает мне силы простить всем врагам, но я не могу победить себя в одном: я не могу простить генерала Рузского”46.

Как и прочие высшие военачальники, Рузский не удержался от критики старого режима, к крушению которого приложил усилия. В одном из интервью, данных вскоре после февральского переворота, он даже заявил: “Корпусов для усмирения революции отрешившийся от престола царь мне не предлагал посылать по той простой причине, что я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него самого ясна стала неисправимость положения”. Тот же тезис Рузский развивал и в последующем – например, в разговоре с членами Думы Н. О. Янушкевичем и Ф. Д. Филоненко: “Из разговора с генералом Рузским выяснилось, что в деле отречения императора от престола он сыграл очень видную роль, что он просто настаивал на этом. И… еще раньше, до отречения, говорил о необходимости немедленного введения ответственного министерства, так как иначе дело может кончиться очень плохо”47. Таким образом, генерал недвусмысленно дал понять о своей ключевой роли в отречении от престола Николая II. Разумеется, такое заявление было слишком громким, но оно показательно. Впоследствии, в 1918 г., находясь на лечении на Кавказе и оказавшись на территории, контролируемой большевиками, Рузский попытался представить в ином свете свою роль в событиях Февраля. В беседе с С. Н. Вильчковским, сумевшим добраться к белым, Рузский уже утверждал, что виноват перед императором “не более, чем другие главнокомандующие и во всяком случае менее, чем Алексеев”. То есть Рузский попытался поставить себя на одну доску с Эвертом и В. В. Сахаровым, которые до последнего момента не желали поддерживать переворот и присоединились лишь после давления Ставки в лице Алексеева, поддержанного как раз Рузским. Однако более справедлив автор предисловия к сборнику документов об отречении царя: “Нет сомнения в том, что Рузский действовал в полном контакте с думскими верхами и настаивал на необходимости немедленного отречения”48.

Первое время Рузский продолжал занимать должность главнокомандующего армиями Северного фронта. После революции он, в связи со своей

________________________________________

ролью в отречении императора, питал надежды стать верховным главнокомандующим, хотя во Временном правительстве, обсуждались кандидатуры Алексеева и Брусилова. В середине марта военный министр А. И. Гучков направил телеграмму в штабы армий и фронтов: “Временное правительство, прежде чем окончательно решить вопрос об утверждении верховным главнокомандующим генерала Алексеева, обращается к вам с просьбой сообщить вполне откровенно и незамедлительно ваше мнение об этой кандидатуре”. Эверт, Брусилов и Сахаров с некоторыми оговорками, но поддержали кандидатуру Алексеева. От ответа уклонился лишь Рузский: “По моему мнению, выбор верховного должен быть сделан волей правительства. Принадлежа к составу действующей армии, высказываться по этому вопросу для себя считаю невозможным”. Его поддержали и подчиненные. Данилов отметил, что Алексеев является “отменным начальником штаба верховного главнокомандующего. Но боевой репутации в войсках генерал Алексеев не имеет и имя его среди них популярностью не пользуется”. А командующий 1-й армии А. И. Литвинов заявил напрямую, что “наилучшей комбинацией было бы назначение генерала Рузского верховным главнокомандующим, а генерала Алексеева его начальником штаба”49. Но выбор уже был сделан.

Временное правительство не забыло тех услуг, что были оказаны главкосевом в момент падения монархии, и ему еще доверяли. Все изменилось с отставкой наиболее консервативно настроенных членов правительства – министра иностранных дел П. Н. Милюкова и Гучкова. В апреле Алексеев отправил Рузского в отставку: “Алексеев уволил главнокомандующего Рузского и командующего армией Радко-Дмитриева за слабость военной власти и оппортунизм. Он съездил на Северный фронт и, вынеся отрицательное впечатление о деятельности Рузского и Радко-Дмитриева, деликатно поставил вопрос об их “переутомлении”. Так эти отставки и были восприняты тогда обществом и армией. По таким же мотивам Брусилов [впоследствии] уволил Юденича”50.

После отставки Рузский некоторое время жил в Петрограде в качестве пенсионера “с мундиром”. В столице он наносил многочисленные визиты, встречался с коллегами по ремеслу, пытался сделать что-нибудь посильное для остановки крушения армии. З. Н. Гиппиус 19 июля 1917 г. в своем дневнике записывала, что несколько раз в эти дни видела Рузского, который бывал у нее в гостях: “Маленький, худенький старичок, постукивающий мягкой палкой с резиновым наконечником. Слабенький, вечно у него воспаление в легких. Недавно оправился от последнего. Болтун невероятный, и никак уйти не может, в дверях стоит, а не уходит… Рузский с офицерами держал себя… отечески-генеральски. Щеголял этой “отечественностью”, ведь революция! И все же оставался генералом”51.

И после отставки генералы участвовали в решении важнейших военно-политических вопросов – например, на совещании в Ставке 16 июля, посвященном результатам и последствиям провала июньского наступления, присутствовал и Рузский. В начале августа 1917 г. вместе с Брусиловым, также отправленным в отставку, Рузский участвовал в Московском совещании общественных деятелей. Как и его отставные коллеги – Алексеев, Брусилов, Юденич, Каледин, он считал, что положение армии безнадежно. 12 октября Рузский участвовал во втором совещании общественных деятелей в Москве. В своей речи он выразил сочувствие арестованному Л. Г. Корнилову и его сторонникам, разделяя идею военной диктатуры во имя сохранения целостности государства. Рузский особенно высоко оценил Деникина, который до корниловского выступления командовал армиями Западного фронта.

Вскоре после Октябрьского переворота Рузский вместе с Радко-Дмитриевым отправился лечиться в Кисловодск. На курорте генералов застала

________________________________________

разворачивавшаяся гражданская война. Распад Кавказского фронта и начало вооруженной борьбы отрезали Рузского от Центральной России. Когда генералы переехали в Пятигорск, где распоряжалось командование Кавказской Красной армии, их наряду с другими представителями “бывших” взяли в заложники. После мятежа И. Л. Сорокина против большевистской власти на Кавказе заложники, находившиеся в Пятигорске, никакого отношения к фельдшеру Сорокину не имевшие, 18 октября 1918 г. в количестве 106 человек были расстреляны на склоне Машука. В их числе был и отказавшийся вступить в Красную армию генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский.

Современники в большинстве своем относительно невысоко оценивали Рузского как военачальника. Квинтэссенцией подобной характеристики можно привести слова А. А. Керсновского52, в своей работе опиравшегося на мнения русской эмиграции и личные свидетельства участников первой мировой войны, многие из которых воевали под началом Рузского: “Стоит ли упоминать о Польской кампании генерала Рузского в сентябре – ноябре 1914 года? О срыве им Варшавского маневра Ставки и Юго-Западного фронта? О лодзинском позоре? О бессмысленном нагромождении войск где-то в Литве, в 10-й армии, когда судьба кампании решалась на левом берегу Вислы, где на счету был каждый батальон? И, наконец, о непостижимых стратегическому – и просто человеческому – уму бессмысленных зимних бойнях на Бзуре, Равке, у Болимова, Боржимова и Воли Шидловской53?”. Советские военные ученые также не ставили высоко генерала Рузского.

Однако существует и противоположное мнение. Великий князь Андрей Владимирович писал о нем восторженно: “Человек с гением. Талант у него, несомненно, был большой. Лодзинская и Праснышская операции будут со временем рассматриваться как великие бои, где гений главнокомандующего проявился вовсю. Не оценили его, не поняли гений и скромность Рузского. Это большая потеря и для фронта, и для России”54. Выгодное для Рузского свидетельство оставил и протопресвитер фронта: “Выше среднего роста, болезненный, сухой, сутуловатый, со сморщенным продолговатым лицом, с жидкими усами и коротко остриженными, прекрасно сохранившимися волосами, в очках, он в общем производил очень приятное впечатление. От него веяло спокойствием и уверенностью. Говорил он сравнительно немного, но всегда ясно и коротко, умно и оригинально; держал себя с большим достоинством, без тени подлаживания и раболепства. Очень часто спокойно и с достоинством возражал великому князю”55. Итак, с одной стороны, “лодзинский позор”, с другой – лодзинские “великие бои”. При этом, очевидно, великий князь выражал лишь свое мнение, а также позицию окружения Рузского, остававшегося в штабе Северо-Западного фронта и при Алексееве в 1915 г., а Керсновский опирался на оценки многочисленных участников войны.

Парадоксальным образом оба мнения по-своему верны. Действительно, в России можно было бы найти военачальников лучше Рузского. Однако в России начала XX в. продвижение по служебной лестнице во многом зависело от личных связей внутри высшего генералитета. Лучшие командующие – П. А. Лечицкий, П. А. Плеве, В. Е. Флуг не имели вверху “сильной руки”. В то же время Рузский являлся креатурой военного министра Сухомлинова. При той системе выдвижения, какая существовала в Российской империи, Рузский являлся еще неплохим вариантом – хотя бы в сравнении со своим предшественником на Северо-Западном фронте Я. Г. Жилинским, проигравшим Восточно-Прусскую наступательную операцию августа 1914 года.

Такой противник, как немцы, столь основательно подготовившиеся к войне, не мог быть разгромлен в короткие сроки. Русская армия не была

________________________________________

исключением: австро-венгры и турки выглядели слабее русских, но немцы показали себя более сильным противником. Рузский на протяжении почти всей войны был вынужден драться против немцев (единственное исключение – первый месяц войны на Юго-Западном фронте, выдвинувший Рузского). Поэтому, не отличаясь сильной волей и находясь под влиянием окружения, он не мог не уступать лучшему немецкому полководцу – Э. Людендорфу. Отсюда и неудачи, и большие потери даже при успехах. Были ли бы на его месте лучше другие генералы – неизвестно. Второго М. Д. Скобелева в России тогда не нашлось. Брусилов воевал преимущественно против австрийцев, а Юденич провел всю войну на Кавказском фронте, где немцы были представлены разве что в качестве советников. В такой обстановке Данилов был прав, когда писал, что Рузского уважали и ценили не только в действующей армии, но и во всей России и что он был военачальником, заслужившим звание одного из лучших генералов дореволюционной русской армии56.

Примечания

1. Военно-исторический вестник, 1965, N 25, с. 5 – 6.

2. ПОРОШИН А. А. Военно-теоретическая и практическая подготовка военачальников русской армии накануне первой мировой войны. – Военно-исторические исследования в Поволжье (Саратов), 2007, вып. 8, с. 73.

3. Развитие тактики русской армии (XVIII в. – начало XX в.). М. 1957, с. 271.

4. СУХОМЛИНОВ В. А. Воспоминания. Мемуары. Минск. 2005, с. 137.

5. ДАНИЛОВ Ю. Н. Россия в мировой войне 1914 – 1915 гг. Берлин. 1924, с. 193 – 194.

6. ГОЛОВИН Н. Н. Дни перелома Галицийской битвы. Париж. 1940, с. 22.

7. ГОЛОВИН Н. Н. Галицийская битва. Первый период. Париж. 1930, с. 329.

8. Борис Васильевич Сергиевский. 1888 – 1971. Нью-Йорк. 1975, с. 16.

9. ДОМАНЕВСКИЙ В. Н. Мировая война. Кампания 1914 года. Париж. 1929, с. 60.

10. Цит. по: Граф Келлер. М. 2007, с. 338.

11. Дневник Николая II (1913 – 1918). М. 2007, с. 165.

12. БРУСИЛОВ А. А. Мои воспоминания. М. 1983, с. 67.

13. Борис Васильевич Сергиевский, с. 27.

14. Военно-исторический вестник, 1964, N 23, с. 7.

15. НЕЛИПОВИЧ С. Г. Варшавское сражение. Октябрь 1914 [года]. Цейхгауз. 2006.

16. Лодзинская операция. Сб. документов империалистической войны. М. -Л. 1936, с. 60.

17. СЕМАНОВ С. Н. Брусилов. М. 1980, с. 118.

18. ЛАРИОНОВ Я. М. Записки участника мировой войны. Харбин. 1936, с. 177.

19. Лодзинская операция, с. 20.

20. История военной стратегии России. М. 2000, с. 124.

21. БОНЧ-БРУЕВИЧ М. Д. Вся власть Советам. Воспоминания. М. 1957, с. 60.

22. Первая мировая в жизнеописаниях русских военачальников. М. 1994, с. 40.

23. ЛЕМКЕ М. К. 250 дней в царской Ставке. Т. 1. Минск. 2003, с. 34.

24. См., напр.: ФУЛЛЕР У. Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России. М. 2009.

25. ПОЛИВАНОВ А. А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. Т. 1. М. 1924, с. 161.

26. ФЛОРИНСКИЙ М. Ф. Кризис государственного управления в России в годы первой мировой войны. Л. 1988, с. 176, 183 – 185.

27. Дневник бывшего великого князя Андрея Владимировича. Л. 1925, с. 57, 60.

28. ЛАВЕРЫЧЕВ В. Я. Военный государственно-монополистический капитализм в России. М. 1988, с. 267.

29. ПОЛИВАНОВ А. А. Ук. соч., с. 218.

30. БАХТУРИНА А. Ю. Окраины Российской империи: государственное управление и национальная политика в годы первой мировой войны. М. 2004, с. 105.

31. БРУСИЛОВ А. А. Мои воспоминания. М. 2001, с. 368.

32. Государственный архив Российской Федерации, ф. 5972, оп. 3, д. 81, л. 1 – 1об.

33. ДРЕЙЕР В. Н. На закате империи. Мадрид. 1965, с. 56.

34. БОНЧ-БРУЕВИЧ М. Д. Ук. соч., с. 104.

35. Красный архив, 1929, N 3(34), с. 49 – 50.

________________________________________

36. Цит. по: НЕЛИПОВИЧ С. Г. Брусиловский прорыв. М. 2006, с. 33.

37. Российский государственный военно-исторический архив, ф. 2003, оп. 2, д. 1017, л. 142.

38. Там же, оп. 1, д. 63, л. 109 – 112, 119; д. 68, л. 290 – 295, 329 – 330.

39. Там же, оп. 2, д. 1017, л. 53, 113об., 116об.

40. Там же, л. 114.

42. Цит. по: АВРЕХ А. Я. Царизм накануне свержения. М. 1989, с. 145.

43. Литература русского зарубежья. Антология. Т. 2. М. 1990, с. 370.

44. РЕДИГЕР А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. Т. 2. М. 1999, с. 444.

45. Военно-исторический вестник, 1971, N 37, с. 14.

46. Цит. по: ФИРСОВ С. Л. Николай II. Пленник самодержавия. СПб. 2009, с. 99.

47. 1917. Разложение армии. М. 2010, с. 91.

48. Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. М. 1990, с. 13, 142, 145.

49. ПОРТУГАЛЬСКИЙ Р. М., РУНОВ В. А. Верховные главнокомандующие Отечества. М. 2001, с. 607 – 608.

50. ДЕНИКИН А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. Минск. 2003, с. 202.

51. ГИППИУС З. Н. Дневники. Т. 2. М. 1999, с. 104.

52. КЕРСНОВСКИЙ А. А. История русской армии. Т. 4. М. 1994, с. 180.

53. Здесь речь идет о боях в ходе Праснышской наступательной операции февраля-марта 1915 года.

54. Дневник бывшего великого князя Андрея Владимировича, с. 23.

55. ШАВЕЛЬСКИЙ Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 1. Нью-Йорк. 1954, с. 255.

56. ДАНИЛОВ Ю. Н. На пути к крушению. М. 2000, с. 206 – 207.

Вопросы истории. – 2012. – № 4. – C. 53-72

Оськин Максим Викторович – кандидат исторических наук, старший преподаватель Института законоведения и управления Всероссийской полицейской ассоциации. Тула.

Забытые страницы Великой войны

Оксюморон Генерала Рузского

Генерал-адъютант Н. В. Рузский. Герой Львова". Почтовая открытка времён Первой мировой войны

В истории русского военного ордена св. Георгия такого не случалось ни до, ни после.

В течение двух месяцев тремя степенями этой самой значимой военной награды Империи был награжден один человек – генерал Николай Владимирович Рузский. Казалось бы, не может быть сомнений в том, что был отмечен тот, кто на самом деле заслуживал такой чести. На войне бывают награждения случайные, ошибочные, массовые, но трижды ошибиться в течение нескольких недель Георгиевская Дума и государь не могли. Выходит, было за что отмечать?

В том то и дело, что вся судьба генерала Рузского – это череда сплошных парадоксов. И три ордена св. Георгия – не исключение из общего ряда. Не судьба, а оксюморон. То есть, сплошное противоречие.

О том, за что и при каких обстоятельствах Рузский получил последовательно и быстро три георгиевских креста – чуть позже. А пока – о судьбе. Николай Владимирович родился в марте 1854 года (следовательно к началу Первой мировой разменял седьмой десяток) в Калужской губернии в дворянской семье. Есть вполне убедительная версия о происхождении предков генерала, кровью связанных с родом Лермонтовых. Один из представителей славного рода, к которому относился и великий русский поэт, служил городничим в подмосковном городке Руза. Так вышло, что родился у него бастард – внебрачный сын. И дали ему фамилию по имени города, которым управлял отец. Потому и – Рузские, фамилия, в старых дворянских книгах не встречавшаяся.

Военная стезя Николаю была выбрана сразу. После окончания военной гимназии в Петербурге, Рузский с разницей в девять лет получил среднее и высшее военное образование. В 1872 вышел в офицеры из 2-го Константиновского военного училища, в 1881-м закончил академию Генерального штаба. В промежутке успел повоевать на последней русско-турецкой войне, в составе Лейб-гвардии Гренадерского полка, поручиком. Воевал достойно, в бою под Горным Дубняком, где отличилась Императорская Гвардия, был ранен. За этот бой был удостоен ордена св. Анны 3-й степени и произведен в штабс-капитаны.

После завершения обучения в Николаевской академии (вышел по 1-му разряду) Рузский служил на штабных должностях, командовал 151 Пятигорским пехотным полком. После получил должность генерал-квартирмейстера Киевского военного округа, которым командовал популярный в войсках генерал Михаил Драгомиров. Люди, служившие в тот период в штабе округа, в оставленных мемуарах выражали удивление выбору Драгомирова, ибо не видели в генерале Рузском ни особых воинских талантов, ни достойных человеческих качеств. Считали его сухим, высокомерным, тщеславным карьеристом.

В 1903 году Рузский получает чин генерал-лейтенанта и принимает должность начальника штаба Виленского военного округа. А в 1904-м отбывает на русско-японскую войну, где принимает участие в качестве начальника штаба 2-й Маньчжурской армии в основных боях с японцами: под Сандепу и Мукденом. Несмотря на поражения русской армии, Рузский был отмечен орденами св. Анны I степени и св. Владимира II степени с мечами.

Полным генералом (генералом от инфантерии) Рузский стал еще до начала ПМВ, успев покомандовать 21-м армейским корпусом и поработать в Военном совете. Именно он является автором нового устава полевой службы, принятом к исполнению в 1912 году, который довольно высоко оценивался военными специалистами. И в тоже время содержал концептуально неверную установку на скоротечность предстоящей войны.

С началом Первой мировой войны генерал Рузский принимает 3-ю армию Юго-Западного фронта. С ней и берет 2 сентября 1914 года столицу австрийской Галиции город Львов. Сразу же после этого успеха Николай Владимирович получает назначение командующим Северо-Западным фронтом. За Львов и в целом Галицийскую битву Рузский получает ордена св. Георгия IV и III степени, а уже в конце октября главнокомандующий Русской армией великий князь Николай Николаевич-младший пишет представление о награждении генерала II степенью – за Варшавско-Ивангородскую операцию, в результате которой удалось остоять от германцев столицу Русской Польши.

А теперь о том, почему тройное награждение Рузского вызвало и до сих пор вызывает споры.

Взятие Львова не являлось стратегической задачей, план наступления Юго-Западного фронта предусматривал совершенно иные действия. И в случае его реализации австрийцы бы не Львов потеряли, а собственную армию. Но Рузский систематически отказывался выполнять приказы, поступавшие из штаба фронта. Вместо флангового обхода увязших в боях с другими армиями фронта австрийцев, он предпринял лобовую атаку на Львов, которой противник, строго говоря, оборонять и не собирался. Столица Галиции была взята бескровно. В Петербурге на поведение командарма Рузского закрыли глаза, потому как в эти дни от фронта требовалось нечто, способное снивелировать неудачу 2-й армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии. И военный смысл был подменен политическими соображениями. Рузский пожал плоды.

Впрочем, до сих пор непонятно, почему генерала наградили двумя степенями ордена св. Георгия за одно и то же дело в один день – 4 сентября 1914 года. А чуть раньше – придворным чином генерал-адъютанта. Да, император Николай II крайне восторженно оценил взятие Львова – «Днем получил радостнейшую весть о взятии Львова и Галича! Слава Богу!.. Невероятно счастлив этой победе и радуюсь торжеству нашей дорогой армии!”. Но даже подобное праздничное настроение государя ни в коей мере не объясняет проявленную щедрость.

Дальше – больше. Практически все, что делал Рузский во время обороны Варшавского укрепрайона в октябре 1914 года, должно было привести к поражению. Он умудрялся отступать перед более слабыми силами противника, не ввязываясь в бой. Он замучил штабных офицеров нерешительностью и словоблудием. Ошибки, допущенные Рузским во время Варшавско-Ивангородской операции, сказались весьма быстро. Уже в ноябре грянула Лодзинская операция, в результате которой русские армии были вынуждены отступить. Но Николай Владимирович умудрился представить дело так, что виноватыми в сложной ситуации оказались командующие армиями, находившиеся как в его подчинении, так и в подчинении главкома Юго-Западного фронта. В итоге несколько генералов, в том числе, и герой обороны Варшавы Шейдеман, были сняты с должностей.

Звезда и знаки к ордену Св. Георгия. Знаки 1-й и 2-й ст. отличались от знаков 3-й и 4-й ст. только размером, были крупнее. Изображение Св. Георгия на знаке (кресте) не стандартизировалось и зависело от художника

Уже в марте, предчувствуя неладное, «герой Львова» убыл с фронта в продолжительный отпуск по причине болезни. Болезнь на самом деле имела место: Рузский страдал печенью, отчего частенько прибегал к помощи такого обезболивающего, как морфий.

Тем не менее, отношение к Рузскому со стороны части генералитета и офицерства, а также в тылу оставалось уважительным, если не сказать больше – восторженным. Автора победы в Галицийской битве продолжали, образно говоря, носить на руках. И на этих самых руках генерал был возвращен в действующую армию в конце лета 1915 года в качестве командующего новообразованным Северным фронтом. Через полгода, опять-таки по болезни, Рузский отправился на лечение на Северный Кавказ, в столь любимые им Пятигорск и Кисловодск. В конце лета 1916 года вновь прибыл на Северный фронт, который за месяцы его командования, равно как и в период отсутствия, не делал ровным счетом ничего.

В конце февраля 1917 года именно генерал Рузский. Воспользовавшись ситуацией, фактически задержал в Пскове императора Николая II и вместе с другими заговорщиками принудил его подписать фальшивое отречение от престола. Если кому и должны были ставить памятник авторы буржуазной революции и особенно большевики, так это Николаю Владимировичу. Но красные «отблагодарили» генерала иначе: в октябре 1918 года его вместе с с сотней других заложников расстреляли в Пятигорске. По другим данным – зарубили шашками.

На самом деле – противоречивая судьба выпала генералу Рузскому. С первых дней ПМВ он привечал в качестве генерал-квартирмейстера своего штаба, а потом и начальника штаба генерала Михаила Бонч-Бруевича, родного брата Владимира, известного сподвижника Ленина. Довольно часто именно советы и разработки Бонч-Бруевича ложились в основу странных решений, принимавшихся Рузским. Но в 1918-м – не помогло.

Оценки, данные Рузскому многими, кто знал его по службе в разные годы, полярны. В одних – умный стратег, эрудит, генерал, умевший разговаривать с войсками. В других – болезненный и слабовольный, нерешительный перестраховщик, умелый интриган и карьерист. Причем, в мемуарах и хвалили, и ругали генерала как будущие белые, так и будущие красные. А значит, дело не в политических предпочтениях оставивших воспоминания. Видать, противоречив был Николай Владимирович от природы. Потому и судьба такая выдалась.

Михаил БЫКОВ,

Специально для «Почты полевой».

По мнению огромного количества историографов, именно этот человек сыграл решающую роль в свержении самодержавия в России. Генерал Рузский, будучи убежденным монархистом, одним из первых предложил царю Николаю II отречься от престола, вместо того чтобы поддерживать и помогать царю удержаться на троне. Государь рассчитывал на помощь своего генерала, а тот его попросту предал.

Целый ряд источников свидетельствует о том, что будущий генерал был дальним родственником поэта Лермонтова, написавшем всем известную поэму «Мцыри». В подтверждение этого они приводят данные, согласно которым, один из предков Михаила Юрьевича, в XVIII столетии являвшийся наместником подмосковного города Рузы, стал отцом ребенка, родившегося вне законного брака. Вскоре этот отпрыск получил фамилию в честь города, в котором заведовал делами Лермонтов.

Но вряд ли генерал Рузский придавал теоретическому факту родства с известным поэтом серьезное значение. Тогда он бы в полной мере получил классическое воспитание, правила которого были едины для всех детей из дворянских семей, но Николай рано потерял отца. После этого в его жизнь стали вмешиваться служащие столичного опекунского совета, но будущего генерала это обстоятельство не особо тяготило. Уже в юности Николай грезил о карьере военного.

Годы учебы

Чтобы начать приближение к своей мечте, Рузский становится учащимся первой военной гимназии, которая находится в городе на Неве.

Спустя некоторое время он уже курсант второго Константиновского военного училища, выпускники которого становились пехотными офицерами. Примечателен тот факт, что в конце XIX века военные вузы России начали на практике применять реформы, инициированные царем Александром II и историком Дмитрием Милютиным. Именно поэтому генерал Рузский, фото которого имеются во многих учебниках по искусству ведения боя, а также есть в данной статье, получил качественное образование, соответствующее реалиям времени.

Начало военной карьеры

После окончания училища, молодой человек поступил служить в лейб-гвардейский Гренадерский полк в качестве офицера. Спустя несколько лет началась русско-турецкая война, и будущий генерал Рузский проявил себя на поле сражения исключительно с положительной стороны. В благодарность за проявленную отвагу и смелость Рузский получил орден Святой Анны IV степени. По окончании военных действий офицер решил повысить квалификацию и прошел обучение в Николаевской Академии генштаба. Его преподавателями оказались именитые В. Сухомлинов и А. Куропаткин. Затем офицер применял полученные знания на практике, поочередно сменяя штабы военных округов. Николай Владимирович стал настоящим экспертом тыловой и оперативной работы.

Следующей вехой его карьеры стала служба в Киевском военном округе в качестве генерал-квартирмейстера. Спустя некоторое время Рузский получит звание генерал-майора и сам возглавит штаб.

Русско-японская война

В начале XX столетия Россия была вовлечена в военный конфликт с Японией. Генерал Рузский, биография которого представляет огромный интерес для историков, будет руководить штабом второй Маньчжурской армии. Он проявит свои лучшие качества военноначальника, грамотно организовав оборону вверенных ему войск на реке Шахэ. Но иногда успехи сопровождались неудачами. В частности, речь идет об операции по наступлению под Сандепу, которое было провалено благодаря нерешительным действиям главнокомандующего.

Дальнейшая служба

После войны Рузскому доверили командовать 21 армейским корпусом. В конце XIX столетия Николай Владимирович уже пребывал в статусе генерала от инфантерии, параллельно входя в состав Военного совета. Он окажет практическую помощь в работе по разработке преобразований в армии. Генерал Рузский является соавтором целого ряда наставлений и уставов. Высоко оценили офицеры его вклад в создание Полевого устава 1912 года. После этой работы Николай Владимирович вернулся на службу в Киевский военный округ, где исполнял обязанности помощника командующего войсками вплоть до начала Первой мировой войны.

1914 год

После того как развязалась война между Антантой и политическим альянсом, куда входили Германия и Австро-Венгрия, русское командование отправило воевать Рузского на Юго-Западный фронт, вверив тому командовать 3-й армией.

Стратегической на этом направлении театра военных действий оказалась в которой Николай Владимирович, соединившись с войсками генерала Брусилова, помог отбросить неприятеля с территории Буковины и Восточной Галиции. Но была также поставлена задача захватить Львов и Галич. Уже в конце лета 1914 года генерал Рузский Николай Владимирович существенно приблизился к ее выполнению: враг отступал, несмотря на попытки остановить русскую армию у рек Гнила Липа и Золотая Липа. В конечном итоге Львов был захвачен, после чего Брусилов дал высокую оценку действиям своего коллеги по оружию. Он охарактеризовал Рузского как смелого, отважного и умного военноначальника. Но на территории завоеванной Галиции проявилось и другое качество военноначальника. Там он продемонстрировал откровенный антисемитизм. Почему начал истреблять древний народ в Галиции генерал Рузский? Еврей, по его мнению, это в первую очередь шпион, от действий которого страдают интересы русских людей, поэтому данная нация должна кровью искупить свои злодеяния.

Новая задача

Николай Владимирович за успех в военных операциях получил повышение по службе, а вскоре ему доверили командование Северо-Западным фронтом, войска которого терпели поражения в Восточной Пруссии. Ситуация характеризовалась тем, что немецкая армия была подготовлена гораздо лучше австро-венгерской, поэтому для нормализации ситуации требовался опытный полководец, на роль которого идеально подходил генерал Рузский. Ему удалось сдержать натиск противника в сражениях на средней Висле и под польским Лодзем. Причем недруг не только был остановлен в реализации своих планов, но и потеснен назад.

Тогда немецкое командование решает усилить позиции на Северо-Западном направлении, чтобы дать отпор русскому генералу. В результате кровопролитных сражений врагу все же удалось завоевать город Августов, но попытки подчинить себе польскую столицу потерпели фиаско.

В противостоянии, которое развязалось под городом Прасныш, Николаю Владимировичу удалось грамотно выстроить тактику обороны, в результате чего недруг вновь оказался на территории Восточной Пруссии. Генерал Рузский собрался атаковать неприятеля и разбить в пух и прах немецкие войска. Но русские военноначальники принимают другое решение: сосредоточить основные силы на борьбе с австро-венграми, а Северо-Западный фронт должен был выполнять функцию сдерживающего щита немецкого наступления.

Отдых

Разочарованный такой нелогичной стратегией военных действий, уставший морально и физически полководец, передал командование фронтом другому генералу и отправился в отпуск, чтобы восстановить силы. Спустя некоторое время Николай Владимирович уже командовал армейским подразделением, которое обеспечивало защиту Петрограда. Затем после «расчленения» Северо-Западного фронта на Северный и Западный генерал станет во главе первого.

Но даже когда военной операцией будет руководить непосредственно самодержец Николай II, он не откажется от оборонительной тактики, которая в конечном итоге разочарует Рузского и тот уже под формальным предлогом повторно отправится в отпуск.

1916 год

Отдохнув примерно полгода, обладатель IV степени, вновь возьмет командование Северного фронта. Он все еще надеялся на то, что русское командование перейдет в активное наступление и нанесет серьезный удар по немцам. Но боеспособность армии неожиданно начала таять на глазах: солдаты устали от непонятной войны и хотели быстрее вернуться к семьям. Когда во время атакующих действий на территории стран Прибалтики солдаты взбунтовались и отказывались идти в наступление, Николаю Владимировичу пришлось под угрозой трибунала морализовать дух непокорных.

Однако эти усилия в конечном итоге не смогли изменить ход операции, а план наступления был провален. Немного времени спустя завершилась и сама война.

Отношение к власти

Историки до сих пор спорят о том, почему генерал Рузский предал царя? Зимой 1917 года он с воодушевлением поддержал инициативу депутатов Госдумы пресечь «безвольную» и «неэффективную» политику действующей власти в лице русского монарха. Николай Владимирович, который незыблемо стоял на защите самодержавного строя, критически относился к той политике, которую проводил царь. Он в последнее время, по сути, и не правил, передав существенную часть государевых дел на откуп мужику Григорию Распутину, который стал своего рода «серым кардиналом» в эпоху правления Николая II. Он также видел, как нарастает недовольство народных масс, обеспокоенных положением дел как внутри империи, так и за ее пределами. Генералу хотелось, чтобы Россией стал управлять новый самодержец, более инициативный, готовый к преобразованиям, которые давно назрели в системе государственного управления. Возможно, отчасти поэтому генерал Рузский предал царя.

Предложение снять корону

В первый день весны 1917 года самодержец прибыл со станции Дно в Псков, где находился штаб Северного фронта. Но никто не встречал монарха, когда его голубой поезд с золотыми орлами прибыл на перрон. Только спустя некоторое время появился Николай Владимирович, который проследовал в вагон, где находился царь. Уже на следующий день Рузский предложил императору добровольно сложить с себя полномочия монарха. Спустя некоторое время генерал ознакомил Николая II c документом, в котором содержались ответы военнослужащих и моряков на единственный вопрос: «Кто «за» или «против» отречения Романова от престола»? Практически все выбрали первый вариант, за исключением генерала Колчака, который занял нейтральную позицию. Уже в полночь государь передал Николаю Владимировичу и представителям Государственной Думы манифесты, в котором он передавал царские полномочия брату Михаилу. Современники сегодня вправе говорить о том, что, возможно, генерал Рузский - предатель, но так ли это на самом деле - вопрос дискуссионный.

Отставка

Когда Николай Владимирович понял, что в России окончательно рухнул самодержавный строй, он подал прошение об отставке, которое в итоге было удовлетворено. Чтобы восстановить здоровье, генерал отправляется на Кавказ. Власть в стране перешла к Временному правительству и летом 1917 года Рузский принимает участие в совещании высшего командного состава Вооруженных сил, на котором также присутствовали представители нового органа власти.

Генерал требовал от членов правительства навести в стране порядок, ликвидировав анархию, которая господствовала в армии и в стране. Александр Керенский тогда жестко раскритиковал Рузского за попытку повернуть вспять историю и восстановить монархию.

Приход к власти большевиков

Когда власть в стране перешла к «левым», военноначальник с негодованием воспринял эту новость. Где находился в тот момент генерал Рузский? Пятигорск стал для него последним пристанищем. Вскоре этот город заняли «красные», которые и произвели арест опытного полководца русской армии. Большевики знали о его доблестных заслугах, поэтому предложили Николаю Владимировичу воевать на их стороне. Но тот отказался, за что и был казнен на Пятигорском кладбище. Генерал Рузский, смерть которого наступила 19 октября 1918 года, так и не признал победу левых под названием «Великая Октябрьская Социалистическая революция», позиционируя ее как «масштабный разбой». Так или иначе, но именитый полководец внес значительную лепту в совершение государственного переворота и смог отчасти обеспечить победу «левым», которые в конечном итоге отблагодарили его тем, что лишили жизни.